Дневники 1913-1919

24 мая. Вторник. Достаточно хорошо выспавшись в комфортабельном отделении 1-го класса спального вагона международного общества, подъезжали мы к Петрограду при великолепнейшей погоде, что редко бывает. Ясно, солнечно, тепло. В гостинице «Дагмара», где мы всегда останавливаемся с Матвеем Кузьмичом [Любавским], для нас была оставлена комната. Водворившись, М. К. [Любавский] отправился к А. В. Никитскому, бывшему нашему профессору, а затем попечителю Оренбургского учебного округа, который доставал нам в Петрограде обратные билеты, а я, позавтракав, пошел в Государственный архив справиться, нет ли чего в отделе Кабинета Петра Великого¹⁷², касающегося описываемых мною Азовских походов. Был любезно принят Я. Л. Барсковым и С. А. Князьковым. Как я и ожидал, для такого раннего времени ничего, что не было бы известно ранее, судя, по крайней мере, по описям, не оказалось. Конечно, при более интенсивных поисках в самых делах могут быть сделаны и находки, и притом там, где их и не ожидаешь. Но пока пришлось довольствоваться только описями. Просмотром их я и занялся. Во время работы ко мне подошел новый, очень молодой директор Архива князь Н. В. Голицын, москвич, питомец нашего университета. От него я узнал о предмете заседания Исторического общества, в которое мы вызывались, о рескрипте на имя великого князя [Николая Михайловича], грамоте Обществу и пожалованиях. На Общество возложено поручение выработать проект чествования памяти императора Александра II по случаю столетия со дня его рождения 18 апреля 1917 г. Вместе с Голицыным и Барсковым мы говорили о том, что Общество могло бы издать в память этого дня из относящегося к императору Александру II, предполагая, что роль Общества такою издательскою деятельностью и ограничивается. В Архиве я пробыл до пятого часа, и Я. Л. Барсков был так любезен, что просидел после срока окончания занятий, чтобы дать мне возможность закончить работу. Вернувшись домой, я от М. К. [Любавского] узнал о крупных успехах наших войск на южном фронте – взято в плен около 40 000 австрийцев и несколько десятков орудий¹⁷³. О себе лично М. К. [Любавский] узнал в Министерстве народного просвещения, где он был, о получении им ордена св. Станислава 1-ой степени¹⁷⁴, что было для него сюрпризом. Развернув «Речь»¹⁷⁵– газету, купленную мною, – мы увидели подтверждение этого, а также и пожалование мне св. Владимира 4-ой степени¹⁷⁶. Оказывается, что все члены Общества получили следующие им очередные награды. Пообедав в ресторане гостиницы, мы стали собираться во дворец к великому князю [Николаю Михайловичу], куда и отправились ровно к 9 часам. Войдя в переднюю, мы увидали самого великого князя, стоящего на площадке лестницы и встречавшего гостей. Он нас встретил словами: «Здравия желаю! А Филиппов отчего же не приехал?» Только что мы с ним поздоровались, как какой-то господин, по-видимому, делопроизводитель Общества, подал нам запечатанные больших размеров пакеты и попросил расписаться. В пакетах заключались орден, препроводительное письмо от великого князя и № прибавления к «Правительственному вестнику»¹⁷⁷ с текстом рескриптов и грамот. В приемной и в гостиной в. кн. мы нашли уже значительное число членов Общества, между прочим, Платонова, Рождественского, Лихачева и др. Минут через 10 великий князь открыл заседание несколькими приветственными словами по поводу исполнившегося пятидесятилетия его деятельности, очень краткими. Ответил на это сидевший рядом с ним А. Н. Куломзин пожеланием всего хорошего великому князю как председателю. Затем великий князь сказал: «Не стану читать того, что все уже читали» (рескрипты и грамоты), хотя Матвей Кузьмич [Любавский], например, еще текстов этих актов не читал. «Сообщу еще, что я послал от имени Общества приветственные телеграммы императрице Марии Федоровне и Государю. Что императрица Мария Федоровна нам ответила на приветствие, это не удивительно, но ответную телеграмму Государя из ставки надо считать особою милостью для Общества». Далее великий [князь] прочитывал текст своих телеграмм, которые мы выслушивали сидя, и тексты ответов, при чтении которых мы поднимались. При этом он сам поднимался как-то посмеиваясь. После этих предварительных сообщений он начал речь по делу, для которого собрано заседание. «Это поручение не только почетное, но и ответственное. Я прошу вас высказываться, что кто имеет предложить, все я выслушаю и приму во внимание, для того я и собрал Общество. Подробно же разработает проект Особая комиссия», и великий князь прочел список назначенных им членов комиссии. Из этого списка мы узнали, что туда не вошли ни Платонов, ни Рождественский, но зато попал туда Лаппо-Данилевский. С этой минуты лицо Платонова приняло насмешливо-скептическое выражение, хранившееся им до конца заседания. Заседание комиссии назначено на 26 мая в 11 час. утра, и к нему уже приглашены министр народного просвещения [П. Н. Игнатьев] и почему-то А. Ф. Кони. Затем разные члены начали высказываться после некоторой, весьма, впрочем, продолжительной паузы. Первым сказал Куломзин, что в память столетия со дня рождения Александра I основанные при нем учебные заведения получили название Александровских, можно также основать другие учебные заведения. Сам в. кн. сказал, что ему приходила в голову мысль о медали и о памятнике, который можно бы поставить на Марсовом поле¹⁷⁸, обратив это поле в сквер. Но, разумеется, можно бы только устроить закладку такого памятника. Говорили еще разные лица. Барон Таубе выступил с речью систематизирующего характера и был постоянно перебиваем другими. Великий князь говорил о возможности издать мемуары Д. А. Милютина¹⁷⁹. Поднялись разговоры об этих мемуарах. Были полный беспорядок и полнейшая бессистемность в прениях, так что записать их нет решительно никакой возможности. Великий князь не представил никакого определенного или хотя бы в общих чертах набросанного проекта и совершенно не руководил прениями. Держал себя фамильярно и слишком по-домашнему. Смольянинову, попросившему позволения говорить, он дал слово, сказав: «Валяйте, валяйте». Дельное, на мой взгляд, предложение сделал князь Н. В. Голицын, указав на необходимость издания в Сборниках И. Р. О.¹⁸⁰ дипломатических документов, относящихся к царствованию Александра II. В. кн. заметил на это, что будут препоны со стороны Министерства иностранных дел. При этом сообщил, что Сазонов не явился на заседание, потому что завтра едет в ставку, что он очень расстроен известием о гибели лорда Китченера и всей английской миссии, ехавшей в Россию¹⁸¹. «Я сейчас только, получив телеграмму, заезжал к английскому послу [Джорджу Бьюкенену] выразить соболезнование». Так мы с М. К. [Любавским], да, кажется, и большинство членов Общества узнали эту ужасную весть о гибели Китченера. Говорили еще об издании брошюр об Александре II для низшей и средней школы. Тут выступил с замечаниями М. К. [Любавский]. Последнее предложение сделано было мною: издать письма и бумаги Александра II наподобие того, как издаются письма и бумаги Петра Великого¹⁸². Я указал на то, что это издание начато было также по поводу юбилея со дня рождения Петра Великого в 1672 г. Конечно, нельзя рассчитывать на быстрое движение этого дела, но хорошо положить ему основание, закладку. В. кн. слушал весьма благосклонно, но потом заметил: «Это прекрасно. Но будет препятствовать ваш сосед слева» – В. В. Щеглов, заведующий собственными библиотеками Государя. Щеглов ответил, что он только хранитель и препятствий устраивать не будет, если будет разрешено свыше. На этом прения кончились, и в половине 11-го заседание, ни к чему, конечно, не придя, было закрыто. Мы вышли вместе с М. К. [Любавским], Платоновым и Рождественским. Жаль, что все это было так беспорядочно. Возможно, что таким же манером идут в разных наших высоких совещаниях и дела большой государственной важности. С такими впечатлениями мы вернулись домой пешком вдоль Летнего сада.