Читаем Дневники 1914-1917 полностью

«Ницше, со своими откровениями нового оргиазма, «святой плоти и крови», воскресшего Диониса - на Западе; а у нас, в России, почти с теми же откровениями - В. В. Розанов, русский Ницше. Я знаю, что такое сопоставление многих удивит; но когда этот мыслитель, при всех своих слабостях, в иных прозрениях столь же гениальный, как Ницше, и, может быть, даже более, чем Ницше, самородный, первозданный в своей антихристианской сущности, будет понят, то он окажется явлением, едва ли не более грозным, требующим большего внимания со стороны церкви, чем Л. Толстой, несмотря на всю теперешнюю разницу в общественном влиянии обоих писателей» (Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский (1900-1902) // Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995. С. 150). (Указано А. Медведевым).


С. 20. Мережковский... вдруг неистово закричал: ― Падаль, падаль! — Имеется в виду известный спор Мережковского с рабочим Виноградовым на заседании РФО. Ранний дневник.


С. 21. Апис — Священный бык в египетской мифол., символ плодородия.


...Алпатов снимал тогда комнату... — здесь и далее записи, представляющие собой материалы к роману «Кащеева цепь». Алпатов — герой романа, alter ego писателя.


С. 22. ...моя подруга Сонная Грезица. ― Образ, возникающий в снах, грезах, видениях и сопровождающийся воспоминаниями о первой любви и утраченной невесте; в снотворчестве выражает целый комплекс противоречивых эротических переживаний в духе символистской идеи Вечной Женственности. Для Пришвина всегда будет очевидным поэтико-символическая природа сновидений («Спящая голова творит свободно такие вещи, каких наяву никто не создаст, и бред сумасшедших, иногда полный музыки и красок природы, бесконечно талантлив, но не ценится»); в течение всей жизни он записывает в дневник сны и связывает это с собственной писательской природой («из таких снов вышел из меня добрый поэт»). Ср.: Дневники 1926-1927. С. 567.


С. 23. ...письмо от настоящей, живой! — Речь идет о Варе Измалковой.


Мало ли из-за чего попадают в тюрьму! — Михаил Алпатов попал из-за женщины будущего. — Речь идет о периоде жизни Пришвина, когда он, будучи студентом Рижского политехникума, стал членом марксистского кружка, организованного В.Д. Ульрихом, и, в частности, занимался переводом книги А. Бебеля «Женщина и социализм» (Ср.: «Никакой поэзии не было в книге «Фрау унд Социализмус», но для меня книга пела о женщине будущего»). В 1897 г. Пришвин был арестован и помещен в тюрьму города Митавы (ныне Елгава) под Ригой.


С. 25. ...М. И. Терещенко и «Сирин»... — крупный сахарозаводчик и политический деятель М.И. Терещенко в 1912 г. основывает символистское издательство «Сирин» (1912-1914).

-560-

С. 26. ...голубые бобры... — символ, не только связанный с образом умершего отца, своеобразный завет отца сыну, но и знак иной судьбы, обозначивший рождение личности, сознания в мальчике. В романе «Кащеева цепь» название «Голубые бобры» получило первое звено, посвященное детству Алпатова, в котором символика голубого цвета играет очень важную роль. Голубой бобер — геральдический символ древнего рода. Ср. запись от 13 Июня 1914.


С. 28. ...Шингарев и Кокошкин — вот красноречивые защитники женщин. ― В Государственной думе представители партии кадетов А. И. Шингарев и Ф. Ф. Кокошкин принимали активное участие в обсуждении женского вопроса и выступали за расширение прав женщин.


С. 29. ...против суфражисток. — Суфражистки (англ. suffrage — избирательное право), участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав.


...и, должно быть, Иванов-Разумник... — автор одной из первых критических статей о Пришвине «Великий Пан» (1910-1911).


Ремизова как человека нет совершенно... ― с писателем А. М. Ремизовым и его женой Серафимой Павловной Пришвин познакомился в 1907 г. и вошел в «Обезьянью Великую и Вольную палату» («Я был очень близок Ремизову и не откажусь теперь признать его своим учителем», «Через Ремизова я поверил в себя»). Их взаимоотношения представляют интерес как с точки зрения влияния художественного мира Ремизова на Пришвина, так и с точки зрения последующего преодоления этого влияния («Теперь вспомнить стыдно, какой вздор писал под Ремизова»). РГАЛИ.


С. 30. К рассказу «Невеста»... — рассказ под таким названием неизвестен.


...Маруха эта самая. — Маруха (местн.) — возлюбленная, разлучница.


...в Шамордине... — имеется в виду Казанская Шамординская женская пустынь, связанная с деятельностью иеросхимонаха, старца Козельской Свято-Введенской Оптиной пустыни, преподобного Амвросия.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги