Дневники. 1918—1919

В городе картина последнего опустошения: тащат мешки с морковью, капустой с советских огородов, какая-то скамейка, какое-то бревно. Увезли Павла Ал. Смирнова заложником (Гордон), увезли, говорят, под арестом и нашего верховного диктатора Горшкова (конец: неврастения), будто бы Венька уехал учиться в Москву, а старший следователь Чрезвычайки отправляется в Тулу что-то доследовать.

Подводы уже гремят только изредка, конец. А слухи, что пришли 4 дивизии латышей и казаки ушли не только из Долгорукова, Тербунов, но покинули и Касторное. Публика мало этим интересуется, потому что главный факт (эвакуация и пр.) больше этого любопытства, главное, что нас покидают и мы одни.

Написал бы Разумнику, да не веришь, что дойдет письмо, и еще как-то не хочется из-за того, что он пишет так, будто мы с ним расходимся в том же самом. Неужели он ничему не научился за это время? Я не примкнул к ним оттого, что видел с самого первого начала насилие, убийство, злобу, и так все мое сбылось.

У них не было чувства жизни, сострадания, и у всех от мала до велика самолюбивый задор — их верховный водитель, и что было верное, например, «царство Божие на земле»[236], то все замызгано. Между тем все это наше, и большевики с коммуной, все наше, это очень важно чувствовать: что это все наша болезнь, ничего тайного, что не стало бы явным[237].

3 Октября. Видели без позолоты, чинов и дворцов все нутро своей государственной гражданской жизни, видели своего человека там, где кончается всякое рассуждение и оценка: видели, видели. Между тем все это в скрытом виде было и раньше.

Ночью был, вероятно, мороз, и воздух даже в комнате был холодный, и с ним угроза холодной зимы проникла в сознание: еще один месяц — и начнется борьба с холодом, которая поглотит все сознание. Переехал Сытин. Обыск.

4 Октября. Публика думает, что много внешних событий и писателю много наживы, а это неправда: о, нет! писательство — это моя минута, это мой бог, это я; минута, когда в этой вашей чепухе (ч е п у х а — вы сами это признаете) я все понимаю, и есть то, что я пишу. Сейчас Я в тюрьме, я заперт.

События вчерашнего дня: улицы завоеванного города, в котором военная телега, обозы, поломанный автомобиль — действующие существа, а люди-обитатели — мухи. Проходят волы украинские, провозят куда-то гаубицу. Слухи стали еще темнее, как в деревне: казаки отступали от Тербунов к Касторному, продвинулись от Ливен к Измалкову-Россошному, идут, чтобы отрезать путь в Боборыкино.

Солдаты поют? - Тикают с песнею. Взял бы торбу, хоботье и пошел на Украину. (Гитара, женщины.)

Обыск и реквизиция в квартире Кожухова: следователь Гордон (ложь), сыщики (по карманам, очки потеряли), и нужно «быть с ними вежливым».

5 Октября. Материя, общество — все это по существу враждебно художнику (личному), но быть он может только в соприкосновении с этой враждебной стихией и в преобразовании ее тем в новый мир. Коммунисты (материалисты) хотят, чтобы художник стал частицей материи (это все равно как если бы вышел декрет, чтобы мужчина стал женщиной).

Возвращаюсь к «Дезертиру» — теперь это Горшков, который ценит жизнь (убегает с поля боя и достигает диктатора города Ельца).

Д е з е р т и р-Д и к т а т о р. 1. Погибает от дезертирства собственной армии. 2. Бунтующий раб (во имя жизни, социализм помогает, царство на земле, а не на небе): Смердяков. 3. Судьба слова: оно становится пустым, как мебель без хозяев, складывается в формулы (в общее), а конец: «Соха и Молот» — брехня и голод.

Собрались безработные учителя, говорили между собой о том, что если через месяц наше положение (Елец — фланговый город, брошенный властью на произвол) не изменится, то все мы должны погибнуть, и тут возник вопрос о возможности победы красных. Потом стали доискиваться, как мог возникнуть самый вопрос. Анализировали: Щекин, перепуганный Мамонтовым, ищет выхода в компромиссе: красные победят и передадут дело строительства жизни интеллигенции. Возражение: «Ни красные, ни белые не способны к организации, организуют иностранцы». Щекин: «Русский народ в революцию проявил колоссальную способность к организации». Русский народ проявил способность только к одной стороне дела организации: к пассивному началу... Разберите психологически активное начало, кто эти деятели столицы и провинции, вспомните, кто? И создали что? Совнархоз и Упромат — одно прикосновение белого генерала, и все белое на улице: листки бумаги... (все бумаги и словесные формулы: мещанство слова). Итак, победа белых — иностранная капиталистическая организация России, победа красных — значит, революция в Европе, разрушение Европы, новая революция в Америке и т. д. — мировая катастрофа.

В деле организации участвуют элементы Воли (активность) и Сострадания (пассивность): победа женственного.