Дневники. 1918—1919

Правда, кто-то из нас должен овладеть этим чувством и сделать так, чтобы мы не вертелись вокруг себя, а вышли бы на путь (тут великая тайна чувства, встречаясь с которой многие наши мужья наивно предлагают женам какое-нибудь занятие в обществе). Соня соглашается на это с улыбкой (учительница!)... кажется, в этом чувстве настоящего ив пассивном сопротивлении внешнему выходу (как у большинства курсисток) и есть ее главное.

Сахновская в борьбе женщины с курсисткою вышла магистром медицины, Соня выходит хозяйкою (правда, в «заготовках» ничего не понимает) — женщиной: она глубоко консервативна (вернее, равнодушна к общественной жизни) и страстно решительна в чувстве.

Если ей удастся взять на себя инициативу выхода из нашего чувственного круга — вот она будет тогда Прекрасная Дама, а если мне удастся — Иван-царевич, впрочем, вероятно, это идет непременно одно рядом с другим.

Солнце то покажется, то скроется, в саду трава-мурава в просветах то вспыхнет изумрудом, то погаснет. Там и тут сад словно дышит — живет светом солнечным и тенью.

Истинного у нас пока есть только одно, что и летаем, и падаем мы вместе, и если спасаться задумаем — вместе, и падать — вместе...

Она прекрасна, когда сидит на окошке вполоборота, смотрит вдаль и думает про себя, время от времени задавая вопросы... тогда не видна бывает нижняя, некрасивая часть ее лица, особенно губы, чувственные, неправильные, как бы застывшие в момент подсмотренной, кем-то спугнутой неправедной страсти... — в этих губах какой-то наследственный грех. Когда смотришь ей прямо в лицо на губы и кончик носа над ними, то подумаешь, что она заколдовать может, заворожить.

Я до сих пор не знаю ее в капризах повседневности, не представляю себе, как, например, она ссорится с невесткою.

В ее душе есть такое (нежность, белизна), чего никак нельзя найти в лице: вся она живая будто тень своей души. Секрет моего сближения с ней, что я встретился с ее душой, а все видят только тень ее.

Лицо ее — смесь Мадонны с колдуньей.

Изумительны мои цветы возле ели: будто это от нее что-то осталось, я приношу цветы, а кажется, будто оставляет она. Так из любви выходит могила с цветами, и вот почему на могилу носят цветы.

Признак любви настоящей, а не слепой, что в свете настоящей любви должно быть ясно видно любимого человека и любящий знает, что он любит в нем. А то ведь можно любить себя отраженным в другом, как в зеркале.

7 Сентября. Брат говорит:

— Можно тебе сказать, что о тебе говорят теперь все в деревне? Я думаю, тебе это нужно знать. Конечно, все это вздор, но знать нужно, в чем обвиняют: часто обвиняемый узнает вину свою последний. Они говорят, будто ... ты и ... даже место указывают...

И я услышал, что говорят, как понимают наши орангутанги мою любовь, — это было слушать отвратительно (как жили влюбленные, представляя себе, что они живою водою соединяют разделенные части земли, и что думали о нас обезьяны — вот тема: в рассказе фантастическом человеческую любовь сопоставить со звериной).

Николай спросил:

— Скажи мне, было ли все-таки хоть какое-нибудь основание для этих разговоров?

Я сказал:

— У нас роман, конечно, совсем не такой. Потом я еще сказал ему:

— Может быть, это мое последнее увлечение, и это я не переживу.

— Ну, — говорит, — твои годы твердые. А как же Саша?[132]

Теперь ясно вижу: все мое писание — это какая-то поэзия задора, на этом задоре я и утверждал свою личность, сейчас я утратил этот задор и пока ничего писать не могу.

Чувство необходимости (судьба — что ли) чего-то мертвого, минерально-мертвого и равнодушного вступает теперь всем в сознание на место теплой привычной веры в человека.

8 Сентября. Была неделя Аграмачинская, потом шла неделя Московской разлуки, потом Шубинская неделя, Хрущевская неделя, неделя роздыха, теперь пришла неделя тоски.

Николай совершенно отчаялся в человеке (как Струве, Карташов и все). Я спросил его:

— Но ведь с каким же нибудь существом ты сравниваешь этого нашего человека и так видишь всю мерзость — кто это существо?

— Сам удивляюсь, что это такое...

Преступление Ленина состоит в том, что он подкупил народ простой русский, соблазнил его.