Читаем Дневники. 1918—1919 полностью

Струны звезд и сердец. Хрущево. Гнездо мое опозорено, а ветер шумит тот же самый по тем же деревьям, в этих Тургеневских аллеях с самого детства она жила как Грезица, и вот теперь в это время это она является вопреки всему, наперекор, нежданно, негаданно.

Дорогая, теперь все мое пишется Вам, как письмо, раньше я понимал литературу мою как распятие страсти на бумаге (несчастье), теперь я так нахожу, как еще не знаю, буду о всем писать Вам.

Я весь затаился, ушел в себя. Мне больно и вместе радостно: боль и радость перемешиваются, и не разберешь, где что. Счастье мое в Вас, горе-беда на стороне и где? я не знаю, только не в этих милых людях (Александр Михайлович, Ефросинья Павловна, дети). Мне все кажется так: эта жизнь — ужасный кошмар и стала такой потому, что люди оборвали с т р у н ы звезд и сердец. Вы понимаете? Звезда и сердце человека — это близкое в дальнем: звезды темною ночью, будто кровью налитые, как сердце, сжимаются и разжимаются. Вы замечали? Теперь наши звезды и сердце разорваны. И вот остается одна паутинка тонкая-претонкая, серебряная, дрожит, колышется, вот-вот оборвется.

Что такое девятый вал?

Перевалишь и останешься — кто знает? — где-нибудь в луже, а вал покатится дальше, и опять новый пловец будет мечтать, что за девятым валом — страна непуганых птиц[125].

Нужно: или отдаваться на волю девятого вала, или найти силу в себе заморозить все море с поверхности... (намеком я испытал это в «Свадебном (брачном?) домике»: сердце пылает, а тело как лед; и еще: губы горячие, а лицо побледнело).

То или другое, только не малокровный идеализм (так называемая «дружба»).

18 Августа. Чем она ближе мне, тем яснее вижу, что его любить не могу: ведь я не поверю ни за что его самому теплому объяснению, потому что он устраняться не захочет, я же могу (должен?) устраниться, и у нас неравенство. Впрочем, «враг» получается какой-то отвлеченный, вроде как простому русскому солдату «германец» (он). Жизнь творит все по-своему...

Я думал ночью, что С. будет тяжелее, чем мне, во много раз, потому что я могу себя заполнить (даже в отчаянии) «чехословаками» — «арабами». Впрочем, «рыцарские» любовные мелочи (совместный французский язык и т. д.) — это для женской души может быть больше, чем для меня мои «арабы»[126]. Завтра уезжаю — не могу больше. Теперь при

Насильник (Пан и проч.) Онегин

Общественный деятель Люди

Соблазн (Демон) Убийство

Муж (раскрыть понятие)

— Сердце женщины

— (море)

— Тихий гость

— Алеша Карамазов Идиот и проч. Поэт

Звезды

Увлечение

Любовь

Невозможность брака подозрении <зачеркнуто: невыносимо> втроем жить, помимо всего другого невыносимо. «Могила».

Это дождь говорит, подождем, что скажет солнышко, и еще вопрос: есть ли подозрение... и какая ему цена. А могила... что такое могила? говорят, что «брак есть могила любви».

Зачем дождь! Так хочется в Семиверхи. Солнышко против нас, не хочет на нас смотреть.

25 Августа. Отвез С, привез Фросю. Хронология событий: суббота 4 Августа, утром Василий позвал меня дров напилить. Пилю. Влетает С:

— Приехала Ефросинья Павловна!

Мы — актеры[127]. Осадок. Фрося приглашает С. в деревню. Воскресенье 5-го — дождь, я волнуюсь, что не приедут, и внушаю первое подозрение. Понедельник 6-го — дождь, посылаю лошадей. Вечером в половине пятого приезжают, она мне говорит:

— Это ужасно, я прямая, я не могу так... — и потом сразу: — Ну, давайте читать что-нибудь ваше.

Это у нас-то читать!

Смешной визит к батюшке. Вторник 7-го утром солнце — вырвались на прогулку с детьми и «пьяные» плутали в Семиверхах. После обеда Лидии мрачный визит (розы). Вечером прогулка в парках и в усадьбе Деденцевых. Среда 8-го — дождь, она примостилась на террасе возле моего окна, читает и разговаривает. Вызов Е. П. Вечером мои рассказы про места Тургеневские и кошмарная ночь — «Цвет и крест». Четверг 9-го она кормит детей, ее цветы и сверхвеселье (мысль: страшно сходить с ума одному, а двум вместе очень весело). 10-го (пятница) — безумие в Семиверхах, вечером с детьми возле елочек над прудами — «нежность». 11-го (суббота) в Семиверхах между деревьями, потом «за брюквой» и после обеда разговор, вечером горелки в Семиверхах и начало раздражения моего (причина: близость ее возвращения к мужу): бью кошку, собаку, ругаю детей, ночь — солома, огромная «жидкая луна», детский хаос, ночь глухая: луна и у последней точки. Воскресенье 12-го — поездка в Елец и возвращение в Хрущево

Сойдешь один с ума - будешь сумасшедший — а согласно вдвоем — любовь и победа над всем миром.

Красочно и ярко. Раз я сказал:

— Это все так хорошо происходит, потому что у меня сохранился девственный уголок в сердце и я ведь так испытываю первый раз.

— Это верно, — сказала она (по отношению к себе). Она уже теперь, наверно, забыла свои слова, когда я, помню, в самом начале, шутя, сделал предложение нашего тесного сближения:

— Я никогда это себе не позволю, потому что в душе моей есть какая-то окончательная доброта и я не в состоянии сделать несчастной Е. П.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары