Дневники. 1918—1919

Вот я вижу теперь ясно, как нужно жить, чтобы вечно любить мир и не умирать в нем. «Друг мой, — шепчу я, — не входи до срока в алтарь исходящего света, обернись в другую сторону, где все погружено во мрак, и действуй силой любви, почерпнутой оттуда, и дожидайся в отважном терпении, когда голос тайный позовет тебя обернуться назад и принять в себя свет прямой».

Источник радости и света встретился мне на пути, я не раз встречал его в жизни и потом скоро терял. Как же удержать мне в памяти тропинку, по которой пришел я сегодня сюда навсегда?

В пении последней пчелы я слышу голос:

— Возьми крест <приписка: свой и скрой в себе> и давай любимому человеку цвет свой!

Тогда в этих цветисто разукрашенных деревьях — кажется мне — складываются знакомые лица и совершаются великие тайны посвящения.

Выхожу на опушку леса, а там уже все знают о посвящении: смеются радостно скрещенные верхи, ликуя, поднимается в прозрачность последний жаворонок.

Тут уже знают, что совершилось в недрах леса: вон по скрещенным верхам поднимаются те двое с волшебной палочкой в руке... как чудесно изукрашена земля под их ногами, такие тонкие зеленые кружева!

Они поднимаются выше, выше и затерялись на рубеже, поросшем муравою, в полях молодой озими.

Я малодушно растерялся перед наступающей в поле тьмой, но тьма не наступила: еще не успела потухнуть вечерняя заря, как с другой стороны болота поднялась луна, свет зари и свет луны сошлись вместе, как цвет и крест, в ярких сумерках.

Какая тишина в ярких сумерках полей. Как пустая, бунчит под ногою земля, зажигаются звезды, пахнет глиной родной земли: невозможная красота является на вечерней заре в ярких сумерках.

Вот когда наконец показалась как в зеркале моя семейная жизнь, какой-то яд проник во все поры, и все стало отравлено, все безысходно, и единственным выходом кажется превратиться в странствующего отшельника...

Происхождение наших иллюзий о вечности (семейного) счастья (Маша): Колина жизнь.

27 Сентября. Ложь. И когда они наконец согласились отказаться совершенно от чувственности в своих отношениях и заменить ее сближением духовным, то стало ясно, что близость духовная заставит его страдать еще более, чем обыкновенная любовь.

Не видя никакого выхода, они сказали друг другу:

— Будем лгать!

И позвали к себе Ложь в союз как товарища.

Болезнь Е. П.: она заработается, потом происходит стычка со мной, схватка, после чего начинается: 1) в тот раз истерический припадок, 2) теперь родовые схватки (на почве ушиба).

Есть опасение, что меня, русского писателя, с опасно больной женой и маленькими детьми выгонят на улицу и отберут у нас хлеб, который мы заработали своим трудом на земле, отведенной коммуной. Если это и не сделают, то исключительно потому, что я как-нибудь их перехитрю.

Русский народ создал, вероятно, единственную в истории коммуну воров и убийц под верховным руководством филистеров социализма.

В отношениях с ними теперь все средства хороши.

Трагическая перспектива жизни, которая именуется словом «человек», записанная в Евангелии, предполагает некоторую долю умственного и нравственного досуга.

Пример: «Вы все-таки разбираетесь, а я ничего не понимаю». Потому что я имею досуг разбираться, а у нее двое детей и нужно для них все самой доставать, у нее колом засела в голову мысль, что картошки нет и не будет.

Другой пример: «На такой подвиг (ходить самому за двумя детьми в деревне и учить их) вы не способны».

Я спрашиваю: «А если в Оптину монахом?» — «Это вы можете...»

В том-то и дело, что в «жизни» тесно для человека, она идет сама собою без него. Когда-то явится у людей досуг творить из фактов нынешней «коммуны» историю и трагедию человека, но теперь «человек» ни при чем, у человека живого колом стоит мысль в голове, что и сегодня картошку не привезут.

Пессимист еврей Маркс назвал эту жизнь без человека «экономической необходимостью».

Мы страдаем теперь не как люди, а как животные: нас лишают — мы страдаем...

«Спаситель человечества» тот, кто заставит поверить этих страдающих животных в цель и смысл их страдания и так восстановит жизнь как трагедию человечества.

Сегодня день прошел плохо: виноватым ходил возле комнаты больной и отгонял своих ребят. Коля сказал: «Ты быстро седеешь!» — «Еще бы!» — отвечаю.

Под вечер вышли в поле и вспомнили, как мы начали пахать его без работника, а когда это было, кажется, лет десять тому назад: так много с прошлого года пережито. И все хуже, хуже; если не сумеешь поставить на разрешение своей собственной задачи и будешь так отдаваться ходу вещей, то не дождешься ничего хорошего.

Существует историческое представление фактов (у многих женщин), художественное — у поэтов, разумное — у людей ученых, наконец, религиозное, и все это, в конце концов, — представление. Теперь время, когда все эти представления исчезли и показываются сами факты голые, а все представления — иллюзии.

Вчера между нами первый раз была принята ложь как средство жизни, и я понял это как ограничение...