Свобода просто избитое слово, она стала похожа на огромный хомут, в который одинаково проходит и слон, и лошадь, и осел: всякое животное может [легко] пролезть через этот хомут и не [задеть], а воз остается на месте. В истинной свободе хомут по шее всякому животному и воз по силам, так что не слышно, что везешь воз или не везешь. И эта свобода есть лишь другое название любви.
Мы говорим о Леве, что он украл портмоне. «Это, — говорю, — ничего, вы не знаете мальчика, почти все мальчики воруют, и я маленьким крал на базаре яблоки, булки, а теперь разве я способен?» Шальным нечаянным словом она ответила: «А теперь вы украли у друга жену». — «Милая, я этого не хотел, вы знаете, это вышло против моей воли: это вышло». — «Я знаю». — «Ну, так что же, и потом, все же это избитое, умыкают в деревнях, но украсть бестужевку... дорогая, вы говорите вздор, или, в конце концов, бестужевки ничем не отличаются от гаремных жен».
Занятно подумать о физиологии Анны Карениной: если она физически никогда не была удовлетворена, ни разу: а так бывает постоянно, родятся дети, а женщина ни разу не испытала то, что испытывает каждое животное.
Рождество. Нет, свобода — это еще не любовь. Свобода — это путь любви, или: свобода — это свет любви на кремнистом пути жизни.
-294-
Церковь — цирк. За стеной говорят (партия коммунистов) — они говорят, что церковь есть цирк, а цирк есть народное развлечение.
Христос — вождь. Человек на собрании сказал: «Я не понимаю, из чего народ поднимется и явятся у него всякие таланты, народ без Христа не может подняться, без Христа, я понимаю, то есть без вождя».
Пора бросить придавать значение этим разным словам революции: «большевизм», «коммуна» и пр., все равно, как бы ни называться, где бы ни быть, нужно оставаться человеком, и потом из этого сами собой возникнут настоящие живые лозунги. Конец.
К нам подошел неслышными шагами новый враг: он стал раздражать тебя и без всякой причины выводить тебя из себя, ты стал в присутствии его некрасивый и злой, несправедливый.
Враг более страшный, чем все, о которых мы думали, потому что там было сострадание, тут нет ничего, только раздражение.
Мальчик мой спит, все спят. Тихий утренний час. Не вижу, но чувствую над снегами звезду утреннюю. Мое призвание — вбирать в себя, как губка, жизнь момента времени и места и сказочно или притчами воспроизводить, я цвет времени и места, раскрывающий лепестки свои, невременные и непространственные.
Вчера приходил ко мне мальчик от революции и спрашивал, как ему быть с поручением партии взыскать налог с деревни: как член партии он должен выполнить поручение, но жалость к людям мешает ему это сделать.
Я ему сказал, во-первых, о власти, что русский человек до сих пор вообще избегал власти, отстранял ее от себя, и если соприкасался с нею, то погибал. И так во время революции дело власти воспринял как мерзкое дело. И что у нас нет призвания властвовать.
-295-
Говорит о коммуне: что это слишком широкое понятие, большой хомут, через который пройдет даже верблюд. В будущем коммунисты превратятся, с одной стороны, в подпольных вероучителей, а с другой — в деятелей земледельческих производительных коопераций.
О социализме и религии.
О настоящем русском моменте революции: теперь зима, гибнет все, что тянулось ввысь, и укрепляется подземное, коренное. Там, в недрах подземных, где в тьме необходимости каждый корешок для себя ищет тепла и питания, только тепла и питания, выживают те, кто этого больше хочет. Тут, в подземной жизни, нет ни радости, ни любви, ни надежд, и ничего нет от сознания (экономическая необходимость), только женское, только еврейское, одно беременное чрево.
Злоба дня. Ветер доносит лай гончих, заяц вскочил и бежит, и опять лег, и опять встал искать себе пропитания. Я вышел из дому с больной ногой искать себе пшена и по сугробам в городской одежде иду... Я достал себе 10 ф. пшена, и мне хорошо — пшено желтое, зернышко к зернышку — я радуюсь. Я достал себе 5 ф. свежины и немного соли, учусь солить ее, сложив в ящичек, ночью беспокойно просыпался, не тронут ли крысы, ставил на шкап, сомнение — рассолил, хорошо бы корову — корову! мечтаю о корове. Променял 2 ф. леденцов на шерстяные чулки. Обещали мне, если достану подметку, дать полпуда муки. Гуся купил за 100 р., а жир-то весь на кишках, и кишки хозяин взял себе — долго спорили о гусиных кишках. За рюмочку чаю мне принесли к празднику моченое яблоко, за 1/4 фун. сахарку 3-х фунтовый пирог. За воз дров для
-296-
<