Дневники 1920-1922

Приехавшие из Москвы рассказывали, что Ленин болен, у него будто бы прогрессивный паралич, что конференция едва ли состоится, это видно по внезапному падению денег: в три дня золотой (10 р.) с 8 млн. дошел до 10 1/2 . Слышал, что Германия накануне революции. А еще, что в Америке топят котлы немолоченной кукурузой, что она может избытком урожая прокормить Россию два с половиной раза.

Сборы в дорогу.

Устроить Надежду Юл. Иловлеву, Марию Дм. Энгельгардт ^{140}, Надежду Яковлевну Смирнову. Достать для Map. Дм. — тиокол, для Авг. Дав. — порошки и 12 шт. медных гильз 16 кол., для кузнеца 12–12-го кол.

В Москве посетить Серг. Дм. Масловского (Антоневский пер., д. 4, Вольфил).

В Москве издательство «Сеятель»: Мясницкая, Гусятиков пер., д. 11, кв. 1, Александр Николаевич Волков.

В Питере поездка в Царское 9.05 д. и 5.35 веч. Разумник живет в Царском со среды до воскресенья. Вольфил — Фонтанка, д. 50, кв. 22. Воскрес. 3 ч. дня Демидов, 8-а, понед. 8 ч. в. (Вольфил), вторник 8 ч. в. (Вольфил).

22 Марта. С ороки. Мороз в Москве, говорят, — 15 Вчера встал в вагоне в Москве. Вечером поселился в здравнице. <16 строк нрзб.>

Брак

Вавил-ная

Лучина

Нансен

Истоки Днепра

Леса и урожай

Счастливый уголок

Энгельгардт

Самость

Шкаф в избе

Самогон Азар. Григ.

Мельник (Гризетка)

Школа — шкраб

(Капуста)

Церковь

Государство

12 Апреля. Сегодня вечером в 9 ч. пытаюсь выехать из Москвы.

Не выбрался.

В воскресенье у Карасевых состоялось чтение моего «Детства» ^{141}, присутствовали Семашко, Новиков.

— Нужно же написать такую мрачную вещь! — сказал Семашко.

Смутился не я, а Новиков: он выплатил мне гонорар, уверенный, что вещь цензурна, а если большевик говорит, что «мрачно», то едва ли пройдет. Семашко стал прощаться, я сказал ему:

— Все сделано, пьеса написана, продана, остается цензура.

— Слава Богу, цензуры у нас нет! — сказал Семашко на ходу и скрылся.

Новиков и рот разинул:

— Неужели он не знает, что у нас цензура, и какая цензура, небывалая!

— Знает, — сказал я, — но, вероятно, цензура у нас теперь называется как-нибудь иначе?

— Нет, она так и называется.

— Но может быть, он хотел сказать, что цензура наша советская не есть цензура в смысле прежней?

— Нет, — ответила Карасева, — он просто не знает, ему жизнь некогда знать. Недавно ему сказали: «Это стоит 1/2 лимона». — «У меня на окне есть целый лимон, могу отдать целый». Объяснили, что лимон значит миллион. Сконфузился.

14 Апреля. У Гершензона. Он рассказывал, что Розанов незадолго до смерти сказал ему: «С великим обманщиком (Христом) я теперь совершенно покончил». Еще говорил Гершензон, что основное в натуре Розанова было — трусость и что понимать его слова про обманщика нужно так: «Покончил, а может быть, и все неправда», — и тут же перекрестился. И что вся гениальность Розанова в этом, верно, и заключается, в этом «может быть».

Розановский «быт» исходит от его безбытности.

Еще мы говорили на мою тему, про удельный вес пуда муки в деревне, где он производится, и в городе — легкость отношения к этому пуду в городе. Гершензон перевел это на литературу, науку: напр., открытие Коперника и пользование им теперь. Вспоминаю Устьинского, разговор о людях «рождающих». Про Андрея Белого говорил, что он единственный у нас теперь писатель, он захватил Русь от Дорогобужск. мужика до Вячесл. Иванова, а сам весь изуродован, и прет, и прет это ввысь.

У Игнатовых говорили про Косиньку, что ей были навязаны формы (Некрасов, Дейч) и как она из них выбралась нутром, сама совершенно не сознавая (как Некрасов отпал, Дейч отпал).

Про Толстого и Соф. Андр. рассказывала Софья Яковлевна, и о назначении подруги, когда у мужа рана неприкосновенная (вещи женщину влекут, женщину-хозяйку, как мать моя, и вот надо тут вникнуть и, оставаясь верным вещам, оберегать уходящего). Рассказ Софьи Яковлевны, живой, образный и реальный, надо воспроизвести — это смерть Ильи Николаевича, который должен был умереть, он не мог перенести этой власти: нужно было ему устроить Музей, нельзя было слов произносить. Это надо рассказывать, вглядываясь в Софью Андреевну. Не забыть «процесс» Соф. Яков., в котором она может только помогать.

Сила вещей сов. власти: на шестой неделе вздумали ободрать церкви, обыскать книжные магазины с изъятием словаря Брокгауза. Какие болвашки, автомобиль и человек со Смоленского рынка…

Рассказ Ан. Александр. Рюрикова, как он доставал себе место в библиотеке, и оказалось, что библиотеки нет, а там роды (тайну раскрыть со всем своим брюхом).

16 Апреля. Пасха.

Во вторник 18-го выехали (в 5 1/4 ) и прибыли в Дорогоб. 1/2 -го ночи, пешком домой. Скворец и воробьиный пух. Крик зайца на разливе.

20 Апреля. Московское.

Первое слово, прочитанное мною после перерыва литературы в России, было слово Андрея Белого: само-сознание. И первое, что я написал из деревенского быта, было о самости. Так опять, как в 1905 году, мое деревенское пустынное жительство приводит к тем же словам, которые говорятся в столице, и немудрено: деревенская и городская курица несет одинаковые яйца.