Дневники 1920-1922

У кошки нашей отобрали котенка, и затворница кошка осталась одинокой. А у соседей как раз в это время окотилась кошка. Вот наша кошка подстерегла отлучку соседней кошки и перетащила котят к себе. Та это заметила и тоже подстерегла и перетащила назад, а одного котенка не успела, и наша кошка стала с приемышем.

Ежик. Скворец-художник. Минай и лягушки. Ручей.

21 Мая. По наследству в семье Алпатов получил веру в прогресс, в постепенное совершенствование, эта вера его в процесс улучшения жизни однажды как бы нашла свой день осуществления: он внезапно поверил, что в наши дни и сразу это должно осуществиться. Учение Маркса было им приспособлено для толкования идейного своего общего душевного состояния, после чего он как бы слился с процессом установления на земле общего счастья.

…Она уехала.

Он едет к своему делу, но дело его, будто большой громыхающий поезд, тоже как будто от него поехало вперед, конечно, вперед! но виновато он подумал про себя, что этот великий поезд идет, а он его не может догнать. И вот из туманной дали, как черная птица с железным клювом, обозначилось что-то совершенно для него новое, приближалось и как бы влетело в него и стало клевать в сердце, и каждый клев этого железного клюва вызывал мысль о «я», и это «я» было с ней, это «я» он сознавал как что-то чрезвычайно маленькое и в малости своей совершенно не подлежащее оправданию и даже вниманию, оно появилось, это «я», как в дурную осеннюю погоду появляется капля с крыши и капает ежеминутно, мерно на камень внизу, и на камне от многолетнего капанья заметное углубление. Так и это «я» начало капать, и за что бы он ни брался, никак он не мог заглушить это капанье. Бывали минуты просветления, когда кто-нибудь из его товарищей внезапно появлялся у него в комнате, не обращая на него никакого внимания, начинал рассказывать о ихделе. Тогда он внезапно загорался и спешно обрекал себя этому делу и тут же говорил о своих планах товарищу, и тот (доктор) уходил, ничего не замечая. Но скоро после ухода, сначала вовсе не больно и как бы даже сладко, являлось откуда-то предложение на минуту остановиться и подумать о своем, а именно вот о ее странных словах: «Поймите, что для нашего брака у вас должно быть хоть какое-нибудь положение, создайте его». — «Это долго, почему же нельзя без… положения?» — «Можно, но… я, конечно, не посмотрю ни на что и готова идти за вами, но почему же я сказала: положение». — «Значит, вы не уверены, что меня любите». Она смутилась и вдруг бросилась к нему, заметив его страдание; целовала его и вдруг как бы вся ослабла и откинулась на спинку кресла с пылающим лицом и полузакрытыми глазами, она отдавалась. Но ему это было рано, он встал, зашел с другой стороны кресла, поцеловал ее в лоб и, весь сжавшись, отошел к окну, стоял долго, прислонившись лбом к холодному окну… «Нет! — сказала она, — все кончено», — и она уехала.

И если бы я в этот миг воспользовался, — она была бы моей женой, а положение? Если жена, то положение, а если так самим жениться, то положение не нужно. «Я сама себя не понимаю», — тоже созналась она ему. И вдруг они разошлись, и навсегда. Выйти замуж она не может без положения и пойти с ним, как подруга, и забыть про это положение она не может. Многие говорят, что он может ее взять, сама же она не пойдет ^{145}.

Капля, падая на камень, четко выговаривала: «Я!» Камень большой и крепкий, ему лежать еще тысячу лет, но капля одна и существует одно мгновение, и это мгновение — боль о том, что я мала и бессильна. «Я — маленькая!» — выговаривала каждая капля, расставаясь с жизнью своей навсегда. За нею падала другая капля, и другая точно так же выговаривала: «Я — маленькая». И «я» этого человека с каждою каплей повторяло: «Я — маленькая». Никуда нельзя уйти от этих падающих капель, пусть будут люди вокруг, вот кабак, пилят скрипки, поют и смеются, а рядом сидит человек пожилой и, выпив глоток пива, почему-то сам с собой чуть-чуть слышно подвывает, очевидно, стесняется и в обществе выработал себе приличный вой, если бы не общество, он выл бы, как пес под забором. А человек пожилой, ему за сорок, и лицо пожилое, значит, было и «положение». Алпатов знает хорошо все: его бросила жена, и теперь он ходит в пивную и тихонечко на людях воет. Если идти по улице, двигаясь, можно пропустить множество народу мимо себя, как рыба пропускает множество воды через жабры, незаметно для себя, хватая себе только пузырьки воздуха. Так Алпатов пропускает тысячи людей, но непременно встречается глазом с тем, кто ему нужен: вот заунывно в тумане раздался рожок, и будто по этому рожку выходит молодая женщина, ее глаза широко открыты и не видят никого, ничего, в глазах безумное счастье и свет… но счастье нездешнее: это тот свет. «Сумасшедшая!» — послышалось среди рыб, <1 нрзб.>вздрогнул и бежать скорее, добежать бы до дому, скорее в дом, с крыши все падает капля и выговаривает свое и показывает ему на себя: «Я — маленький».