Был в Москве у Каменева, говорил ему о «свинстве», а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего иного не поделаешь. «Нет, — сказал бы я ему, — вы очень хорошие человеки, но такова судьба человека, что он должен производить обезьяну или свинью, если не выходит из своего человеческого, слишком человеческого круга. Не материал виноват, а вы, вы, батюшка!»
Думал о нашей детской колонии — значит же, нет ничего у социалистов, что немыслимо даже себе представить социалистического руководителя в колонии.
Убитые люди не знают, что они убитые, и наши духовно убитые не знают, что они давно мертвецы.
Человек — это страдающая середина между сверхчеловеком и подчеловеком, человечество — это плазма, производящая сверхчеловеков и обезьян (подчеловеков).
Так, Раскольников хотел быть сверхчеловеком, но попал в подчеловека: очевидно, между двумя этими группами есть иррациональный момент, который невозможно учесть вперед и только после (действия) оказывается
. (Поэтому ни за какое дело, требующее всего человека, нельзя просто взяться без риска стать негодяем: нельзя, напр., и замуж выйти сознательно, нельзя сделаться художником сознательно; берутся под напором жизни и идут в неизвестное.)Из человека не видно будущее, и путь сверхчеловека и подчеловека кажется единым. Так, мать не знает, кого она родит, и даже имя ребенку своему дает по святцам.
Власть значит сила распоряжаться человеками, каждый берущий власть, и сверхчеловек и подчеловек, берут ее под видом лучшего для человека, и путь их одинаково устилается жертвами. Только у одного лучше выходит, и жертва ему бывает жертвой для многих (полезная), а у других лучшее не выходит из него самого, и жертва бывает жертва только ему.
То, что человеки и подчеловеки, рождаясь, действуют во имя лучшего для человечества, указывает на их связь с человечеством, которому, рождаясь, они выдают вексель на лучшее.
Социализм имеет своим предметом человечество, т. е. утробу, из которой рождаются сверх- и подчеловеки, его цель взять в свои руки контроль над действием тех и других и даже над самой утробой и поставить на место инстинкта закон. (Закон есть привычка материи, а дух — беззаконен.)
Их основное верование состоит в том, что, действуя на среду, они действуют на личность. Наоборот, христианское учение действует на среду через личность. Христианство имеет дело только с избранными, которые жертву (грех) снимают с человечества и берут на себя. Итак, одни жертву берут на себя, сами не делаясь только жертвой (отдаю все мое, кроме себя самого), другие, наоборот, требуют жертвы для себя. По такому учению нет разницы между Наполеоном и Раскольниковым, потому что тот и другой требуют для своего дела жертв.
Зачем жертвовать своим, когда можно и так жить, радуясь жизни и никому не мешая своей радостью; в таком состоянии можно бороться за эту радость, биться с теми христианами, которые хотят погасить эту радость (черный лик, Розанов){71}
.Истинное христианство начинается там, где выбор: отдать эту свою радость бытия или лишить ее другого.
Горела в холодной комнате тихо лампада последним синим огоньком, захотелось большого огня, поднесли к ней лучинку. Отняла лучина огонек у лампады и сама не загорелась. Тепленькая остыла лучина и лампада, и все погрузилось в тьму и застыло.
— Наше бытие есть временное перемирие в вечной войне между Смертью и Животом, — сказал старый дьячок из Чамова.
Так уживались Христос и предприниматель в лоне христианской церкви.
— Голгофа не конфетная фабрика! — сказал дьякон.
Искусство все равно, что переговоры разных людей во время мира, только это не значит, что искусство — мирные переговоры.
Наша республика похожа на Палестинское королевство времени крестовых походов, и там, как у нас красный флаг социализма, так же бесстрастно, бесчувственно, пустынно возвышался над всем безобразием жизни крест (в поисках золота, в подозрении, что сарацины его проглатывают, — распарывали животы, а у нас окунали в прорубь при взыскании чрезвычайных налогов).
То, что мы считали в социализме за хорошее, было у нас от церкви.
— Я думаю, что смерть, болезни, война, для Вас, заведыв. здравоохранением, такие же враги, как и мне, простому заступнику радости.
Смирнов (с. р. в тюрьме).
Русский интеллигент цинически обернул заповедь Христа «Отдай все свое», своего-то нет ничего, а у кого нет ничего, тому легко говорить «раздай», когда это относится к чужому добру.