Расстрел васильков. Снилась девушка с загорелым неправильным лицом и такими высокими требованиями к человеку, я обратил ее внимание своими искренними признаниями, казалось, она избирает меня, но тут появляется сильный мужчина, похожий на Петра Вел., и она меня оставляет, а я ухожу без боя. На пути моего отступления скачет всадник и кричит: «Я вам дам, я вам покажу, как расстреливать васильки». Завязывается борьба, я улепетываю от скандала, прячусь за дровами и туда ко мне подходит за помощью Бебель. Из-за дров вижу куст, ищет меня он, и, увидав, что я прячусь в дровах, останавливается пораженный тем, что меня видит в дровах, и восклицает: «Ах, так!» Я говорю: «Идите, идите Herr[8]
Бебель, я могу быть, я гожусь в свидетели». Подумав, он говорит: «Ах, в самом деле вы годитесь быть просто свидетелем расстрела васильков».Звезды — 12 Р. На лыжах по озеру.
Золотые сны:
Хрущево: весенние тополя.
Встреча с ней полная:
она в Крыму, я в Хрущеве, но все вольное, земля живая, колышется, и родные.
Семашке я написал, что в провинции вообще совершается великое свинство. Он мне ответил так: «Читал Ваше письмо, вспоминал Вас в Троицком, как Вы восторгались разговорами с каким-то каменщиком (мне казалось, и восторгаться-то нечего!) и восхищались русской душой. Теперь, читая в Вашем письме, что „свинство — органическая болезнь всего русского народа“, — я подумал, если это — прогресс, то прогресс рачий, иначе говоря, регресс, крупнейшее движение вспять».
Ваше письмо получил — благодарю. Извиняюсь, что пришлось посланника направить на квартиру, знал, что поленится дожидаться в комиссариате.
Вы спрашиваете меня, как это выходит, что в Троицком я восхищался разговорами с каменщиком (при старом «прижиме»), а теперь во дни нашего прижима пишу о свинстве и о болезни всего русского народа (заворот кишок, зад наперед). «Всего» я употребил в смысле всей русской общественности, что же касается личной души русского человека, то я как начал с каменщика, так и по сии дни продолжаю открывать себе все новое и хорошее. Но я чуть не с колыбели заметил себе, что русский человек власти чурается и если сам попадает в капралы, то становится хамом, этой особенностью держался строй старый, держится и нынешний. Интересно, что любимой темой моих деревенских учеников (темы у меня вольные) бывает Иванушка-Дурачок, который делается комиссаром-душителем своего села и под конец за воровство и пр. изгоняется из партии и презираемый погибает под забором.
Прогресс это или регресс, как Вы спрашиваете, я не могу сказать, потому что не всякое сознание помещается в тесную эту формулу.
Не останусь в долгу воспоминаниями. Жил мой приятель — Шаши-Маши, и читал Гефдинга. И говорит мне, закрывая книгу: «Конец, не буду никогда больше читать философии». Я тогда не понял, как Вы