К роману: Ефим.
1) Во второе свидание Алпатов, утратив Ину, возвращается к революции Ефима, потому что оказывается, что у Ефима родник.
2) к Парижскому звену: «Джиоконда расхохоталась». Ина встречает 1-й раз человека, который не обращает внимание на Джиоконду (внешнее), и потому она стала истерически хохотать.
Закон Берендея: от тюрьмы и сумы не отказывайся, но старайся все-таки жить так, чтобы суму не носить и не бывать в тюрьме.
Толкование закона: убегая от трагедии, человек непременно в нее попадет, значит, не надо навязывать себе мысль о смерти, а по возможности меньше о ней думать. Для огромного большинства усердных прихожан церковь существует для чина в их быту, и так они обмирщают трагедию, но если бы все приняли целиком Христа, то, конечно бы, весь мир кончился. Вот откуда Розанов.
Я до такой степени приблизился посредством охоты к жизни природы, что меня удивляет, зачем это писатели, не будучи даже поверхностно знакомы с жизнью природы, считают своей обязанностью описывать погоду, леса, реки, моря. Потому наверно и старцы, близкие к сокровенным сторонам жизни человека, с недоумением относятся даже к гениальным произведениям искусства; все эти Гамлеты, Отелло и т. д. тысячами в живом ежедневном виде бывают у них, они это просто видят и должны им помочь, им кажется бессмысленным тратить время только на изображение виденного (суета сует!), кормить бульвар своей кровью и плотью, поселяя у людей представление, будто едят они в кондитерской пирожные.
Кто-то сказал о нашем советском государстве, что оно очень хорошо приходится народу, в нем все хорошо за исключением одного пунктика. «Какой же это пунктик?» — спросили слушатели. Чудак ответил: «Коммунизм, выньте коммунизм, и будет все хорошо».
Закон Берендея о молчании: разговор серебро, но бывает разговор и золото. Молчание золото… (выработать).
Письмо от Разумника о договоре на детскую литературу.
Леве деньги «за ученье». В наше время говорили непременно не за ученье, а за «право ученья». По-существу, платить за право ученья, конечно, более обидно, чем просто за ученье, но «правоученье» сливалось в одно истолкуемое слово, и циничный смысл платы за ученье закрывался. Иные говорят, раньше было лучше, приличнее, иные, что теперь правдивее.
Есть ли на свете другой народ, кроме нас, русских, кто так удивляется, радуется и просто любит, да, и любит! жизнь другого, чужого ему народа, и при этом совершенно молчит о своем или даже бранит. Я, друг мой, теперь только вполне понимаю, отчего это так: русский, восхищаясь другой страной, так выражает смертельную любовь к своей родине. Он восхищается устройством другой страны, представляя себе возможность безграничную для культуры своей натуральной родины, а то почему же, если приходится ему от первых восторгов чужим перейти к жизни и задержаться на чужбине, он изнывает в одиночестве, не имея ни вещей, ни слов, чтобы иностранцу выразить неопределенную любовь к своей родине: он с внешней стороны делается иностранцем, а внутри сгорает, тоскуя по родине. И что это за пытка любить существо с закрытым лицом, не иметь возможности любимую не только показать, а и самому увидеть в настоящем, и все свое переносить в далекое будущее, стараясь открыть лицо возлюбленной. А вы думаете, друг мой, эта вся судьба былинного народа не переходит в особенный склад повседневных отношений какой-нибудь скромной личности в
Катынский рассказывал, что спугнутый вальдшнеп-самка тащит в лапах и своего маленького, взлетит и с ним опускается. А еще сорока заглянула в дырочку скворечника и хотела выхватить оттуда скворчонка, но не могла: отверстие мало. Так постоянно бывает.
По-видимому, селиться надо в Бору. Близость лесничего может вернуть меня к лесной теме.