Дневники 1926-1927

Ромку боюсь пустить по тетеревам. Приходится второй раз подряд идти с Кентой. Мы ходили в Поддубовском. Счастливо удержались от выстрела, когда из под стойки во мху вылетела старая тетерка. Потом я заметил, что Кента в лесу ходит не обычным своим коротким, но таким быстрым ходом, что постоянно мелькает в глазах, вертится волчком.

Этот поиск был гордостью моего обученья: я третье поле охочусь с ней и не помню случая, когда она хоть раз бы подняла тетерева без меня, никогда я не искал ее на стойке в лесу. Такой поиск давал мне возможность бродить спокойно по лесу, глаз привык следить за собакой, как за поплавком, и оставалась возможность и наблюдать жизнь в лесу, и раздумывать о своем.

И вот Кента теперь исчезает так, что я не могу за ней следить, свищу, кричу, и так это неприятно ходить в лесу с криком и свистом. Все объяснилось, конечно, особенным увлечением болотной охотой в эту осень.

Мне стало обидным, что Ромка, юнец еще, может скорее обыскивать большие пространства, чем его мать. Вот я и стал пускать ее в карьер на большие круги и радовался, что немецкая легавая против всего, что говорят о ее поиске, летала нисколько не хуже, чем сеттер или пойнтер. Теперь в лесу она, конечно, ходила не так далеко, как в болоте, но все-таки, значит, гораздо дальше, чем раньше, раз я стал терять ее из вида. И, наконец, случилось самое волнующее лесного охотника событие: тетерева сорвались где-то далеко в стороне. Пришлось наказать собаку сильным упреком, угрожая пальцем. Она, чувствуя вину, визжала тихонечко, пожалуй, потише свиста рябчика: понимала! Но прошло немного времени, и Кента совершенно пропала. Тянулись, как часы, тягостные минуты, — не приходила. Что делать? Если свистеть, или кричать, то лишаешься последней возможности убить, так как птицы не полетят в сторону свиста, я это много раз проверял по осенним вальдшнепам.

Мы решили разойтись между собой за пределы достижения выстрела и так искать каждому на свое счастье и на случай, если птицы полетят на ружье. Поискав собаку там и тут, я, наконец, решил, что правильная работа собаки мне дороже, чем выстрел по тетереву, и стал свистеть. Через некоторое время Кента является с каким-то особенным видом, будто она там где-то обмывала покойника, и мы по своему пустяковому делу вызвали ее неприличными свистками.

Я крикнул Леве, что собака здесь, и он прибежал. Я быстро высказал ему свое соображение, что мы собаку оторвали от дела: ведь взлета птицы не было слышно. «Ну, ищи, ищи!» — сказал я. Она довольно скоро побежала в свою сторону, откуда пришла, и потом стала снижаться на ногах, как обыкновенно при подводке, и, наконец, повела со всей своей таинственностью и осторожностью. Потом из куста по ее указанию вылетел старый черныш и сразу был остановлен в полете над кустами.

Оставалось только маленькое сомнение в анонсе, потому что петух мог подвернуться случайно и совсем не тот, по которому она пропадала. В пользу анонса было воспоминание о некоторых отдаленных ее стойках на болоте, когда она при подводке оглядывалась и останавливалась, дожидалась, не отрывая глаз от нас, подходящих к ней медленно, и потом, когда мы близко подходили, снова вела.

Убитого большого петуха нам было довольно для обеда. Становилось жарко. Явилась тропа, и мы пошли по ней домой, велев Кенте идти сзади. Мы, сильно болтая, забыли о собаке, и вдруг Лева мне говорит: «А ведь Кенты нет назади». Подождали — нет. Свищу раз, два, много свищу. И она появляется на тропинке. Теперь мы прямо возвращаем ее назад, откуда пришла, и спешим за ней, чтобы не упустить. Возвращается она довольно скоро, но все-таки можно следить. Потом снижается, подводит, останавливается, и за кустом вылетают раз, два, три — целый выводок.

Не остается больше никакого сомнения, что Кента — собака с анонсом, и я сам ее натаскивал, и сам об этом не знал. Важно это потому, что я очень доволен был ее лесным поиском и вообще не ищу добра от добра. Я натаскивал собаку не для полевых испытаний, не для медали, не из-за фокусов, а для успешной охоты своей. И, очевидно, если собака умная, то она сама поймет, как надо лучше, чтобы выходило дело. Итак, значит, не очень нужно при натаске быть педантичным и требовать от собаки чего-нибудь сверх необходимости. Если собака в лесу не теряется, то для чего ее мучить излишними для целей охоты требованиями? Кроме того, если собака по природе своей не расположена к анонсу, то зачем мучить себя и ее заставлять делать невозможное.

14 Августа.Пришел вчера вечером Яловецкий, и мы решили с ним поехать в Солнцево.

Так и сделали. Ехали через Филипповское, Караваевку (имение Зимина, жена его теософка, он общ. деятель, толстовец), в стороне было еще какое-то имение, от которого теперь остался пруд и старые березы.

Яловецкий сказал: «А ведь это имение было Алексинского или кого-то из таких. Журавлев рассказывал, он там пировал. Поближе подойти, там есть акация».