Разумниково дело мне и было, и теперь представляется каким-то юношеским, и когда от него я перехожу к себе, то чувствую не то что старость, а какой-то давний
Вот эта болотная неустойчивость, кошмарная, непереносимая бытовым человеком составляет сущность души художника… Жизнь представляется сплетением болотных растений, на котором можно кое-как удержаться, и вот этот найденный момент равновесия художника над бездной собственной и понимается как творчество: застойным людям почему-то нравится это качание, им тоже хотелось бы покачаться.
Возвращаюсь к Алпатову. Едва ли можно кончить роман делом осушения болота инженером Алпатовым. Скорее всего, его надо оставить в раздумьи: будет ли от осушения людям лучше: другие чужие люди придут, и те, кто остается, станут себе самим как жестокие чужие и сожрут себя самих, прежних, как тучные коровы сожрали тощих.
На этом месте, подкарауливая уток, вечером я не раз видел пролетающих бекасов, и пролетающих очень близко. Я ни разу не стрелял по ним, потому что без собаки, без стойки бекас мне, как ласточка, не охотничья птица.
Петя ходил в Константиновское за вещами и по пути из-под Ярика убил одного бекаса. На вечерней заре прогуливались возле нашего болота. Крестьяне возят сено.
Сегодня хочу сделать опыт охоты до солнца, которая мне удавалась, и настроение бывает удивительное, и ничто не мешает, не работают, стадо не вышло, и бекасы, застрявшие в своих ночевках, никем не стронуты.
В 3 ч. 10 у., прислонясь спиной к изгороди Ясниковского капустника, смотрю на ущербленный месяц и сопровождающую его утреннюю звезду. Море ночных туманов плотно, не шевелясь еще, лежит на низком болоте. Еще не слышно выстрелов по уткам просидевших в тумане на пнях охотников.
Но свет от зари мне кажется достаточным, чтобы стрелять, и я пускаю Кенту. Она подводит прямо, чуть ли не с места, что-то взлетает, и я стреляю, не видя мушки, но довольно уже прикидалось ружье и наметалась рука: птица падает, и мне кажется, долго кто-то двигается по темной траве, мелькая белым пером. Вслед за этим взлетает дупель, это я очень легко слышу по его гульканью, но совершенно не вижу и стреляю зря.
После довольно долгих поисков Кента приносит мне дупеля. Вскоре, когда рассвело совсем, Кента сделала стойку у края сухого кочкарника над мокрой лощиной. Я был от нее очень далеко, она оглянулась — я, не торопясь, приближался — ждала. И когда услышала мои шаги, стала спускаться в лощину и там замерла окончательно. Бекас выдержал отличную стойку, и я убил его, уловив после колеи момент спрямленного полета.