Мы с Петей ходили по дупелям в моих обычных местах, убили трех и одного упустили, еще убили бекаса.
1-й дупель нашелся на неистощимом, по-видимому, маленьком, но топком болотце на Вытравке (назовем это место «Родники», а Михалевский угол «Сосочки»). Дупель не хотел лететь, я не знал, что с ним делать, не хотелось разбивать, а когда отпустил, то первый раз, наконец, промахнулся. Он перелетел на ту сторону Вытравки, и там мы его нашли перелетающим от собаки с кочки на кочку.
2-й дупель. Это был дупель около «Сосочков», который пасся на охотничей полосе, по которому Лева промахнулся, потом Ромка еще раз его вытурил далеко от меня. Я поставил Петю на пути, по которому он улетает в лес, а сам пустил Кенту, и она повела сразу по нем. Но по пути к дупелю ей встретился перемещенный нами с Вытравки бекас, она подвела к нему, я убил его, думая, что принимал тогда этого бекаса за дупеля. К счастью, Кента сейчас же повела по дупелю, и мы взяли его, матерого и очень жирного. Вот пример того, как привязан бывает дупель к месту своей кормежки.
3-й дупель поднялся около черты вчерашней охоты (я вчера не дошел сюда с Ромкой), забыл заложить патрон после бекаса, чикнул по нем и вторым стрелял далеко, притом дробь была № 12-й. Дупель сделал в воздухе огромный высокий круг и, как бекас, спустился не очень далеко от нас. Мы отлично заметили его по кустику, но не могли найти, как ни бились: повторяющееся явление, на которое следует обратить внимание. Возможно, что № 12-й попал в него, и дупель замер, но скорее всего он запал. Это мы узнаем потом.
4-й дупель был из пройденных мной вчера с Ромкой. Петя стрелял его на 40 шагов 12-м, дупель упал, крылья были его целы, но сам он был жив. 12-й номер дроби, вероятно, по дупелям не годится.
Так проходят жаркие потные мушиные дни. Добирают сено (а что в болоте не скошено, то так и остается). После воскресенья сев, после Успенья жатва овса.
Сгорело Кулебякино — 15 дворов и мальчик. На вулкане живем. И правда, видя крестьянский труд, зная, как это все у них наживается, какую ничтожную получают они страховую премию, невозможно найти предел горю сгорающей семьи. Так, говорят, одна девушка в Кулебякине вдруг сошла с ума: у нее сгорело приданое, и мальчик сгорел, кажется, тоже у них. И при всем том приедешь на будущий год, на месте сгоревших изб будут стоять лучшие в оправдание поговорки: «пожар стройки не портит».
Вечером мы с Петей ходили на утиную вечерку возле Иванкова. Я устроился у плеса Кубжи, к которому пригонят скот. Уток было мало, но все-таки можно было понять прелесть этой охоты, когда в хороший вечер постепенно все переменяется, погружается в мрак, и все эти днем молчаливые, неподвижные большие птицы начинают свою таинственную жизнь. Соблазнясь, вероятно, растоптанной возле прудов скотом грязью, бекасы стремились сюда, кружили над плесом, как летучие мыши, или вдруг так стремительно падали, что воздух гудел, — как только они не разбивались! Да, понять жизнь болот можно только ночью, да и вообще болото, — ночная стихия.