Дневники 1926-1927

Вот тут-то, конечно, все и заключается: архитектор строил или рабочие. Мне представляется, что архитектор, ему — рабочие. Но и это чувство вещей, материи он называет «классовым» чувством. Я ставлю на проверку это чувство: если оно «классовое», то сводится к революционно-интеллигентскому, если же универсальное, то это голос земли, материи; если первое, то значение его только разрушительное, если второе, то созидательное и совершенно новое и близкое мне. У меня оно есть, но выходит из сострадания, из сочувствия и жалости, у них же — из «хозяйского» чувства (вспоминается Волково кладбище: Белинский и Павленков).

Вызван дух хозяина земли. Вызвал его «интеллигент»: но интеллигент хотел стать хозяином вызванного им духа, а тот показал ему кукиш: «я — хозяин», и стали врагами друг друга (вот почему Семенов при моем запросе о природе его классового чувства сказал: «я не люблю интеллигенцию». Очень интересно еще, что все трагические Положения личности, о которых я ему говорил, не могли тронуть его, а когда сказал, что это религиозное чувство, что все дело в бабе и что Мадонна есть запрещение жизни (девственность), то вдруг все понял.

А это интересно, что «классовый человек» стал хозяином и поработил не капиталиста, а «архитектора», и что тайная злоба его направлена не на «буржуя», а на личное творческое начало («архитектора»).

Мальчик смотрит на танцующих и страдает, потому что боится не «попасть в такт»: они танцуют, а он страдает, и им «барышня», а ему дева недоступная. Приходит час, и он 1) не может взять ее, робеет перед «Девой», 2) он захватывает деву, насилует ее, падает, 3) он <не дописано>

25 Января. Подписал договор на Собрание сочинений. Познакомился с Тихоновым. Выпил с Фединым и т. — хорошо! (Имена: Ангерт, Измаил Михайлович Ледницкий. (проверить).

26 Января. Заключение договора и в заключение скандал в «Кавказе».

Четверг 27. Поездка в Царское. Обед у Замятина с Разумником. Поэзия писательских разговоров. Происхождение «12-и». Конец у Форш.

Пятница 28. Ссылка и каторга. Обед у <1 нрзб.>. Маршак. У Форш о Молли и Нолли^{55}.

Суббота 29. До 3-х — в Гизе: литература. Спать к Семенову. 30-го до… У Федина.

Воскресенье 30. Церковь. Чуфут-Кале. Памятник Суворова. Сейфуллина. О Бухарине = К Иванову-Разумнику. В Царское.

Почти десять лет я оставил Петербург и вернулся в Ленинград: да, действительно Ленинград, потому что Петербург умер — это другой город. Но Петербург был моей писательской родиной, и как только вышел я на Неву, мертвецы окружили меня и подавили все восприятие современности. Мне пришлось вступить в литературный круг Петербурга после 1905 года, когда интерес к политике в обществе совершенно упал. Некоторое время в литературе господствовало декаденство и модернизм, все старались как будто написать как можно чудней, и эти танцы перьев были похожи на всеобщие народные танцы после второй революции. Вскоре, однако, кружком Мережковского был объявлен конец «язычеству», и желанной литературой был объявлен эпос. Мне так и не привелось побывать на «языческих» вечерах Вячеслава Иванова, а начать знакомство с литературой можно прямо в христианской секции Рел.-фил. общества под руководством Мережковского. Тут, возле этого кружка, я познакомился с Блоком и многими другими поэтами и писателями. Блок, красивый, блестящий поэт, окруженный барышнями, поразил меня с первого знакомства серьезностью своего духовного внимания. Он говорил «по духу» и там, где все обыкновенные люди говорили шутя. Розанов однажды в большом собрании Рел.-фил. общества остановил меня и сказал: «Ну как, поглядел на хлыстов?»

В это время Блок проходил мимо нас. Розанов поманил его к себе, взял за талию <не дописано>

3 Февраля. Погода маслится, табунятся вороны. Кричат коты. Вчера утром вернулся из Петерб. со щитом: продано Собрание сочинений.

Из петерб. впечатлений.

…и когда я увидел Неву и дворцы, то мертвецы обступили меня, в последний раз я вспомнил свою Козочку и махнул рукой: незачем искать ее и невозможно. А вокруг меня говорили, что город с 700 тыс. возрос на 1 мил. 200 тыс. и стал таким же, как и раньше, и что в хороший солнечный день на Невском, как и у Гоголя.

Сергей Александр. Семенов, писатель, и жена его Наталия Георгиевна (птица в комнате). Классовое чувство; что это такое? «Я не люблю интеллигенцию». — «А дальше?» — «Я люблю вещь, и познал, что все эти дворцы сделаны руками рабочих, а не архитектором. Вот это».

Беседы с Форш. «Встреча не произошла»^{56}. Да она и не могла произойти. (По свидетельству матери Блока они не сошлись, и эта мука давала его стихи, а она осталась с арлекином).

Революционеры берутся от попов, Горькие от дурных романов (Форш), антропософы от евреев и т. д.