Дневники 1926-1927

К Алпатову: «прогресс» — это была особая вера науки, вера знания. Первое соприкосновение со всякой наукой сопровождается каким-то исходящим от дисциплины светом, направленным в такую сущность мира, которая в будущем открывает всем счастье. Юноше кажется, что если он этим займется, то он и определится в отношении к людям и к миру. Из всех этих чаяний, этой сердечной жизни ученых складывается общая вера знания, называемая словом «прогресс», сопровождаемая расчетом: сегодня электрические лампочки горят в богатых домах, а через 50 лет будут гореть во всех хижинах, вчера общались курьерами, сегодня по радио. Но юноша еще не знает, что эта даровая услада знания непременно исчезнет, если только сам он не станет в науке творцом, а чтобы стать самому творцом, надо когда-нибудь остаться совсем наедине с собой так, будто «прогресс» идет сам по себе, обирая творчество людей и не оставляя им для себя ничего.

<На полях> Странно, что наука, цель которой всякое чудесное явление мира обставить со всех сторон доступными разуму причинами, при первом соприкосновении с ней сама излучает из себя чудеса и ценой своих причин от причины к причине уводит <2 нрзб.> к первопричине, которая будет когда-то разгадана.

Однако если мелькнуло в уме, что на свете что-то неладно с прогрессом, то это не значит еще каких-нибудь последствий для жизни: человек будет жить, как он жил до сих пор, пока ядовитое семя, долго вращаясь по крови, не попадет на самую середину жизни. А потому Алпатов идет на лекцию по-прежнему, слушает, записывает…

Восстановляю в памяти вопрос свой доктору Москвину в Клину^{53}: «Посев клевера есть факт несомненного перехода к более высокой культуре с. х-ва, но ведь не мы с вами выдумали клевер, мы с вами не страдали за клевер, не любили его так, что жизнь наша ставилась бы в зависимость: «клевер или я». Но если трехполка сменяется четырехпольем с клевером, то нам-то какое дело!»

Понятно, что при такой остроте запроса к личности Алпатову мир людей переставляется, и он видит прогресс только в сцепке его с человеком. Он падает в мир несчастных людей, в их трагедию: это когда «открылись глаза» (на внутренний мир). В таком состоянии происходит уверование сектанта, солнце останавливает звезды, возвращается к тем звездам человек, какими увидел их первобытный человек. Все живое. Месяц.

<1 нрзб.> последняя шкура была сдернута, и человек стал нагишом, нагой душой к нагой душе. Там, наверху, где-то были «счастливые», но они недоступны.