Читаем Дневники 1926-1927 полностью

К Алпатову

Из беседы с Григорьевым выходит, что мысль моя о девственности, создаваемой искусством и наукой, верная. Тема Успенского: «выпрямила»{52}. Так все хорошее искусство (отчасти и наука) выпрямляет, т. е. дает возможность забыться от пола («принимающей» похоти). Таким образом, Алпатов входит в эту атмосферу девственности и сам настолько становится девой, что Ина и другие женщины с ним обращаются как с подругой. Только Ина разгадывает его подземную борьбу и потому (сама, вероятно, страдая тем же) начинает истерически смеяться.

Следовательно, Музей — это большое место в романе.

Вполне понятно отступление Алпатова к дикарям и оздоровление, но дальше, когда попрана девств, плева (искусство), дальше…


15 Января.


План работ


К 15-му Апреля я должен совершенно окончить «Любовь»: три месяца — 4 листа. Если дадут 1000 руб. — это как раз и хватит, а потом возьму еще аванс. -

<На полях> 2 стр. в день = 1 ½ л. в месяц.


16 Января.

— Не верьте писателю, если он пишет историческую повесть, что он в прошлом: он описывает его настоящую жизнь в образах прошлого. (Это я подумал при чтении своего романа «Любовь»).

— Человек тем отличается от зверя, что освободил свои передние лапы и создал ими культуру.

— Возвышенное искусство («выпрямила») потому так называется, что человек под воздействием его становится как бы выше своих животных влечений (это искусство все вокруг Девственницы), отсюда рождается драма: преодоление девства.


Завтра или послезавтра приедет Разумник. Надо с ним посоветоваться: 1) о собрании сочинений (и в отношении к Груздеву), 2) о «Кащеевой цепи».


17 Января. Перечитал вчера «Любовь» и понял, что это я так изобразил Голгофу, а между тем, я не знал об этом совершенно ничего и даже разбойников поместил только потому, что так было со мной. Ясное доказательство, что я человек христианской природы.


18 Января. Вчера приехал Иванов-Разумник, и сегодня я его с тоской проводил. Он так несчастлив, что ничем ему не поможешь, как-то безвыходно в нем, удар ему пришелся по голове: «Ты Разумник, так вот будь же ослом» (острие в острие). Тут как-то даже и повернуться нельзя. В его положении надо уйти от всего, чем жил, от литературы, политики, найти родники жизни глубже всего этого и в этом быть счастливым. Так все живут чем-то…


19 Января. Тихо и ясно. Лунная ночь. Сильный мороз. Великолепный восход весны света.

Нельзя говорить людям о своей слабости и тоске, но трудно иногда выносить, когда на слабом месте жизни обнаруживается вдруг чувство мысли о жестокости и незащищенности бытия человека на земле (опять говорят о войне, опять шушукаются о непрочности основ Сов. союза). Надо будет оградить себя защитными молитвами.


Чувство мысли. Появлению своей мысли всегда предшествует чувство, новая мысль непременно родится в сорочке чувства и если, появившись, вдруг забудется, то вспомнишь потом по чувству. Можно не бояться, что рожденная мысль пропадет, мысль эта непременно вернется.

Настоящая, своя, собой самим рожденная мысль является, как солнце, в предшествии зари.

Защитная молитва от жидов Госуд. издательства: ничего не помогает, кроме матерного слова. А так как это расстраивает жизнь (выводит из себя), то все переговоры надо поручить другому лицу с более крепкими нервами.

В субботу Р. напишет, в понед. — вторн. я получаю ответ о «Собрании» и до 1-го Февраля должен покончить с вопросами существования и приняться за дело.


20 Января. Тихо. Ясно. Мороз.

Не оставляет тревога о войне. Приходит в голову, что эта тревога — явление моих уклонных лет. Но это неправда. Это новое против прежнего желание жизни. Прежде мы знали, что воюет одна незначительная часть общества (наши «герои»), а общая жизнь продолжается. Но теперь, если война, значит, всех дочиста. Первобытный человек, животное, вообще все в природе: личность не защищена, и защита направлена к продолжению рода, число особей — лучшая защита рода. Личность — ничто. И вот теперь мы вернулись к тому же пещерному человеку: мы в отдельности ничто, лишь бы выжить государству, социализму, коммунизму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары