Читаем Дневники 1926-1927 полностью

Первый родник — личное счастье, которое мне представляется годовым праздником у большого стола, за которым я сижу хозяином со своими родными и друзьями. Любовь выражается желанием весь мир пригласить за свой стол. Однако эта любовь ограничена невозможностью созвать всех, и ее омрачает воспоминание о Лазаре, который питался крохами, падающими со стола богатых. Милосердный хозяин не останавливается перед этим и выходит за границу расчета: «Садись, — говорит он Лазарю, — и ты за мой стол!» Являются новые Лазари. «Гуляйте все!» — объявляет хозяин. И пропивает все свое имущество, сам обращаясь в ничто.

Сколько великолепных русских людей такой оргией закончили свой жизненный путь.

А поэты, подобные Есенину, разве их счастливая жизнь не была такой оргией?

Эта любовь происходит от здоровья души: мне хорошо и я желаю, чтобы всем было хорошо.

Другой источник любви от счастья (тоже и непременно от счастья), выздоравливающего от болезни несчастья (несчастье, конечно, только болезнь). Тут при бедности, хотя и нечем материальным угостить людей, зато милы радости жизни, и гости бывают без вина пьяны.

Глубоки родники этой любви, но безумно было бы здоровому искать болезни для познания любви. В этом и есть безумие христианства и страшный вред его.

С этой стороны и нападает на него социализм. Но, будучи сам порожден заблуждением христианства, будучи сам по себе лишь силой греха, социализм существует лишь до времени восстановления истинного учения любви.

Русское народное сознание: Христос был хороший, виноваты попы (царь и чиновники). Другими словами: Учение Христа верное, но виновата церковь (церковь отвечает Великим Инквизитором, а Розанов церковь оправдывает и уличает Христа). И так можно повернуть: одни считают церковь за антихриста, другие антихристом считают Христа.

Но как же я в глубине своего сознания?

Христос наверно сила спасения личности, это путь восстановления утраченного родства. Но, вероятно, Христос больше Евангелия. А то как же понять «оставь отца и мать» (против этого: «чти отца и мать»). Про себя понятно, бывает необходимо и оставить отца, но если это обернуть в «шедше, научите все народы», то как раз и получится тот ужасающий вред, от которого произошел социализм, как сила греха.

NB. С одной стороны, «научите все народы», и в ответ, с другой стороны, тоже обратная формула материализма для «всех», там все и тут все.


В настоящее время столько накопилось всякого рода религиозных изысканий по этим вопросам, что разобраться в них не хватит жизни, искание в этом сводится к исканию лишнего языка в столпотворении Вавилонском. Первая задача — это охрана в себе простеца, т. е. надо, имея в голове все эти темы, решать их частично, пуская в оборот своего повседневного труда (подсыпать в жернова этого порошка столько, чтобы мельница не останавливалась). Надо иметь ввиду, своим созидающим ежедневным трудом я являюсь одной из подробностей мировой мельницы, что эта механическая мельница «в общем и целом» мелет то же зерно, как и моя духовная мельница, но только механизм личности и мировой мельницы совершенно иные, что если меня движет Христос, то другого — сила совершенно другая.

Не проповедь Бога нужна человечеству, а охрана Его в себе. Эта охрана Его в себе должна создать такое напряжение, которое передается (объективируется) в общем деле, нужно создать вещь, заключающую в себе личного Бога, не раздумывая, не подчиняясь, не насилуя, не разглагольствуя, не страдая, люди примут его «мое тело», а ликуя. (Это, конечно, не «хлеб», предложенный Христу дьяволом).

<В подлиннике зачеркнуто> Просто говоря, нужно заниматься творчеством, а не методикой творчества.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары