Дневники 1926-1927

К роману: надо, изображая лицо Алпатова, рисовать нарастание этих извилин (излучин), чтобы получился «русский». Это будет, когда он… так бывает с выпуклой поверхностью жестяного лица — тронул пальцем, и выпуклость перешла на ту строну, а это стало изнанкой. Так вдруг все стало на свое место, и прежняя наивность покрылась извилинами лукавости: это будет уже, когда появится Чурка… = народ («так вот оно что!»).

Еще о Несговорове

Он личное считает частным. Алпатов: «Но куда же ты денешь мое личное». — «Твое личное помещается в общем, а все остальное имеет значение частных интересов. Мы сейчас находимся под управлением частных интересов, которые надо подчинить закону. Ты чувствуешь в себе закон?» — «Чувствую, да, но мне кажется…»

Подвести весь разговор к Мадонне, Мадонну к капитализму, к проститутке и к «у тебя что-то есть свое за Мадонной».

Дрезден — удобная обстановка для зарисовки черт русского интеллигента (напр., что не пускают без воротничка).

<Запись на полях> 18 ст. Апреля — разгар глухариного тока. Лес редкий: от березы к березе сходишь за прутьями — сапог изотрешь.

Ружье у Сережи качалось: ствол рыбу удит.

Пасха

24 Апреля. Вчера был довольно теплый вечер, и первая заря была совершенно тихая. Мы, Петя и Лева, ходили к Ильинке на то место, где накануне, по словам князя, протянуло 15 вальдшнепов. Мы слышали только одного. Чем это объясняется? Я думаю тем, что те вальдшнепы пролетели дальше, а новые еще не прибыли. А. М. Егоров говорит, что на Дубне главный пролет был неделю тому назад (а там кто его знает). После тихого вечера начался ветер и дождь и продолжается в ночь. И утром сегодня все дождь. А снега в лесу вчера еще было довольно, местами до колена хватало.

До Мая буду писать здесь о своем романе.