Дневники 1926-1927

Лес и человек

Сколько слышишь прекрасных слов о лесах, что в них и грибы, и ягода, и птица наверху поет, и тень внизу для отдыха в жаркий день. Слышишь и сам видишь, пользуешься и не замечаешь того, как сами деревья живут в лесу. Только на вырубках, где от прежнего леса остается всего несколько деревьев, изуродованных столетней борьбою за свет, понимаешь, какую ужасную жизнь проводит отдельное дерево в лесу, как оно одно, само по себе некрасиво. Тогда сядешь на пень и задумаешься о том, какой же ценой достается самим деревьям, что лес вообще нам доставляет отраду. Мне в такие минуты всегда бывает неловко и хочется бросить причуду лесничего бродяжничества и бывать только в садах и парках, где каждому отдельному дереву дается полное счастье наслаждения светом.

Так вот, когда некоторые восхищаются вообще человеком на земле с его государством, искусством, «прогрессом», я думаю: они так же далеки от жизни самого человека, как дачник от жизни деревьев в общем прекрасного леса. Нет, не верю я больше никакому общему счастью, никакому общему слову, пока не разгляжу за ним жизнь отдельного существа.

А между тем, как поверхностно, непрочно, жестоко обыкновенное восхищение дачника сенью лесов и удовлетворение прогрессом вообще человека. Как <1 нрзб.>, поддержанная разумом, в этом случае проглядывает жизнь отдельного существа, точно так же неверно складывается наша жизнь, когда на место разума становится диктатором сердце со своим исключительным вниманием к жизни отдельных существ. Страдающее сердце за больным деревом не видит здорового леса, в котором вырастают мачты для кораблей, несмотря на страдание каждого дерева в отдельности.

Нет, ни в разуме, ни в сердце до тех пор человек не найдет ответа на вложенное в его натуру чувство гармонии, пока не станет сам на свое собственное место существования и в <1 нрзб.> вместе с точкой своего бытия не опишет свой собственный меридиан.

<Приписка над строкой>: с полным риском для жизни и даже ценою унижения с протянутой рукой за куском черного хлеба.

Вот тогда через свое лучше и хуже, через свое сегодня и завтра он обретает вновь и веру в прогресс и действенное сострадание к близким: становясь на свой корень, человек обретает счастье, несмотря на несчастье друга, потому что сам делается — как все в мире с его доверчивостью и в жертвенном творчестве своем забывает себя.

Что вы скажете, мой друг, на это рассуждение? Разве только что укажете на ограниченность действия кругом желанного бытия среднего органического существа, не желающего считаться со сверхъестественным даром Божьей милостью или с запредельностью сверхчеловеческой воли так называемых «гениев». Да, это верно, я оставляю без внимания те свободные и обеспеченные светом существа, которые стоят на опушках и на серединах полян. Я говорю о таких возможностях и счастье безжалостной борьбы внутри леса отдельных существ за накопление света и тепла в древесине, составляющей в конце концов общее благо. Знаю, конечно, что в будущем вместо непролазных лесов будут саженые рощи, в которых много легче расти. Знаю, что уродливые скопления людей в деревнях сменятся расселением на хутора. Но пока этого нет, я не хочу в ожидании лучшего складывать руки как в лесу и принимаю безжалостную борьбу в лесу за свет с накоплением благодетельной древесины, так в обществе людей борьбу за культуру с ее человечностью.

Знаю последнее возражение и самое сильное: это ведь только рассуждение, только схема, только леса, где же самая жизнь, где дело, где здание, где роман, этот саженый парк, в котором автор заступается сердцем и разумом за каждое отдельное дерево? Не рассуждения, не леса нам нужны, а поступки героя Алпатова. Вот, отвечаю, именно затем я и советуюсь с неведомым другом, что хочу сократить описание поступков, в которых очень возможно, и все эти аналогии общества с лесным окажутся наивными и ненужными.