Дневники 1928-1929

Собрав таким образом материал, мы дошли до хутора Грибово и большим лесом пришли к Сухманке. Речка бесчисленными излучинами рассекает сырой луг, на лугу бесконечные стога, заболоченный большой лес по той и другой стороне то сходится, то расходится, и там, в этом непроходимом лесу, слышатся изредка только <1 нрзб.>сойки и дятел. До Малой Лохани мы нашли только в одном месте немного бекасов, которых Кента причуяла по ветру в долине на огромное расстояние. Чтобы добраться до них, ей нужно было несколько раз переплывать речку, а нам искать брод и захватывать в сапоги много воды. Наконец, мы пришли к Малой Лохани, где было по рассказам много бекасов, к сожалению, мы не знали, что перед нами была уже Лохань, и не удержали Кенту от переправы. Бревна моста держались на воде плавающей бесформенной грудой. Кента ставила лапы на одно бревно, оно опускалось, быстро хваталась за другое, а зад застревал между двумя бревнами. Ей было бы во много раз проще переплыть речку, но она не догадывалась и долго мучилась с бревнами. Мы посмеялись и, занятые своей переправой, совершенно забыли о ней, а между тем потому она и переправлялась по мосту, что через него до нее доносилась струя ветра от массы бекасов. Мы перебирались в том месте речки, где она сильно поросла кустами. Это было очень нелегко. У каждого куста приходилось сочинять целый план, прыгать с риском нырнуть с головой. И когда, наконец, мы перебрались, то сразу увидели перед собой Лохань, наполовину скошенную трясину небольшого умершего озера. Кента стояла на середине скошенного зеленого пространства. Не весь же час переправы она стояла над бекасом. Постоит, наверно, подвинется, — бекас улетит, она по-другому станет, и так вот продвинулась до половины. Мы бросились к ней и по пути, в свою очередь, спугнули много бекасов и когда ее достигли и я стрельнул по ее бекасу, десятки поднялись и разлетелись в леса. Так, разогнав всех, мы успели убить только трех и тяжелой топкой трясиной перешли в Большую Лохань, в большое круглое умершее озеро.

Дождик моросил невидимыми каплями, как будто мы были внутри облака. Но с высоты одного, окруженного черной водой стога, мы в этой мгле могли все-таки рассмотреть всю картину этой мрачной пустыни. Вокруг большой трясины в 200 или больше десятин с редкими кустиками березы в серой мгле чернели большие леса, совершенно непроходимые, погруженные в черную воду. Каждый стог, оседая, выжимал из болота кольцо черной воды. И весь покос тут был клочками между кустиками берез. По рассказам крестьян мне было известно, что сено это остается здесь до самых сильных морозов. Тогда болото покрывается тонким льдом, под которым торфяная вода не замерзает. Крестьяне отправляются сначала всем миром пешком, разбивают лед, вода выступает и на сильном морозе замерзает, так образуется прочная дорога, по которой и приезжают за сеном.

Мы выбрали себе по ямке в стогу, укрылись от моросящего дождика. В этой мрачной пустыне на дне умершего озера, на десяток верст окруженного непроходимыми болотными лесами, простая деревня с коровами, овцами, скворечниками, керосиновым освещением казалась столицей. Вот откуда надо смотреть на деревню, чтобы понимать ее, а не из настоящей столицы!

<Приписка на полях>Образование кочек: <1 нрзб.>мох, убрать его, оказалось березовое полено, оно и давало выпуклость.