Соловей неудачно выбрал себе заячий след трехдневный и стал добирать, взлаивая время от времени. Так он делает постоянно, и я держусь его лая, а если он молчит, я потрубливаю, он прислушивается, придерживается, и мы не теряем друг друга. Он очень неудачно взял след именно самый старый. Упрямый старик, изредка взлаивая, долго шел по нему, не обращая внимания на другие следы, и мало-помалу добрался до лежки, она, конечно, была пустая, заяц спал тут третьего дня. Переспав день, заяц, конечно, пошел опять жировать, и вот по этой жировке Соловей продолжал добирать. Легко ли пройти по всем следам, оставленным зайцем в длинную зимнюю морозную ночь. Но Соловей все разобрал и тихо подобрался к новой лежке, которая тоже, конечно, была пустая. Но теперь по новой жировке разбираться ему было легче, она была свежая, и после разобранных двух жировок глаз его наметался, эту жировку он легко отличал от пересекающих ее старых жировок и так скоро добрался к месту нынешней лежки. О, великое горе! Вместо зайца на месте лежки была кровь и обглоданный до кости череп его. Белый зимний снег, равнодушный свидетель кровавого дела, предал зайца лисице, но также равнодушно выдавал нам теперь разбойника: свежий лисий след продолжался от места гибели зайца, Соловей взял его и уверенно погнал во весь дух. Лисица так объелась зайца, что едва могла бегать, и через несколько кругов я увидел ее против себя, еле бегущую с разинутым ртом, на хвосте у нее шел Соловей.
«Что же дальше было?» — спросите вы. Я ничего не скажу. Не верят охотникам, скажу: «Я убил», и — «Врет!» — скажут. А если я промахнулся и лисица, сбитая с круга, махнула и где-то в глубине лесов испарилась, — легко ли эту свою рану вскрывать охотнику? И потому я лучше скажу, как после этого дела я вышел на опушку (дым, жизнь хороша).
Вечером читал в техникуме.
Один учитель дал тему: современное сознание ставит на такую высоту человека с его достижениями, что жизнь природы ему представляется чем-то несущественным; без этого можно обойтись: это все реликты. Против этого я сказал, что истоки счастья человека в смысле творчества качества находятся в природе, без этого корректива наружное равновесие и делание человека приводят к самоистреблению (не потому ли и происходят теперь такие жестокие войны?).
(Тема: задумал написать роман о творчестве, но предпочел самое творчество, и роман разбился).
Раньше я никогда сам себя не называл писателем или поэтом, потому что высокое положение в словесном творчестве претенциозно выделяло меня из множества.
Сегодня день уборки: электричество уплатить, пригласить машинистку,
Вспомнил сон. На ночь мы с Ефр. Павл. говорили о смерти, что как ни старайся, а скверная штука. «Впрочем, — сказал я под конец, — неприятность эта не больше, чем серьезная операция в больнице: я очень, очень боюсь больницы». — «И я тоже», — ответила, засыпая, Павловна.
Мне приснилось, что дв. сестра Маша-покойница, Марья Моревна и еще какая-то прекрасная девушка убирают труп неизвестного мне человека. Сколько-то дней он лежал, и они были возле него. Потом зачем-то положили его под навес на солому и ушли. Вдруг я вижу, рука мертвеца сделала движение, я подумал: «так бывает у холерных, — это ничего», а мертвец сразу, как резиновый, поднялся себе и сел. Я опять подумал: «и это бывает у холерных, просто судорога». Через мгновение мертвец открыл прекрасные голубые огромные глаза, встал и пошел. Я узнал тогда: это был Христос. Но, подумав, что это Христос, я, вероятно, оставил себе какую-то возможность понаблюдать за ним, проверить его действия. Между тем Христос пошел прямо на меня. Еще оставалась надежда, что он мимо пройдет, но нет, он смотрел в упор на меня и шел. Тогда я бросился перед ним лицом к земле и хотел крикнуть «Верую, Господи, помоги моему неверию», но судорога сжала горло, и я, вздрагивая всем телом, не мог выговорить слова.
Этим все и кончилось. Но вскоре после пробуждения мне пришло в голову: «Мы умираем оттого, что убиваем друг друга».
Встретился доктор Кочерыгин на улице, по обыкновению, стал критиковать начальство и, боясь, чтобы кто-нибудь не подслушал, вертел презабавно головой, ну, совершенно, как птица.
Александровский — Долгодмитровская, 50 — ружейный мастер. д. Моисеева против Кузнецк.