Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Вот осень, все семьи журавлей давно <1 нрзб.>, мало-помалу из этих семей на глазах у нас складывается общественная жизнь, и громадная стая перемещается на юг. Каждую осень вы найдете в зоологических лабораториях множество студентов, работающих, между прочим, и над журавлем. Но вы их очень мало найдете в той лаборатории, где не режут птиц на части, а создают вновь, где складывается новая жизнь вновь созданных, и они вместе со старыми в большом обществе летят.

Разгадка этого поразительного явления, что за сотни лет существования точной науки так мало исследована жизнь природы, думается, объясняется недостатком метода…


1 и 2 Октября — забойные дожди. Дни устройства на зимнюю работу.

Видел во сне себя в Париже. Будто бы происходит «братание». Ремизов намеками упрекает меня за какие-то «18 дней», и я по боли в себе о них догадываюсь. Но только проснувшись, понимаю, что «18 дней» означают 18-й год и упрек относится к неопределенности моего сознания в то время.


Рыбьи тропы.

…сентиментально-жестокое отношение к природе.

Рыба в сентиментальном обществе считается как бы полуживой тварью («рыбья кровь»), православная церковь допускает есть ее в такие дни, когда употреблять в пищу мясо строго запрещено. Рыбак очень редко может услышать упрек в жестокости. Но охотник, это «притча во языцех»: «Как можно убивать птицу!» — слышишь в городе на каждом шагу, от тех же самых людей, которые, не соблюдая никаких постов, едят мясо во все дни. Происхождение такого нездорового состояния чувства коренится в установившемся в обществе взгляде на охоту как на забаву. Сами охотники, ломаясь в таком обществе, часто говорят, что убитой дичи они не едят. Все это фокусы, для меня нет ничего вкуснее убиваемой мной дичи, чем она к осени больше жиреет, тем с большей страстью я ее достигаю. Но, конечно, моя страсть не исчерпывается поеданием добываемой дичи. Я уже сказал, что и охота и рыбная ловля не созерцание природы, а действие. Я культивирую это действие себе на радость, людям на пользу. Любитель-охотник все равно как радиолюбитель. Без сомнения, вы наблюдали этих удивительных людей, которые после трудового дня за столом в учреждении, или за токарным станком, или за тисками, бывает, проводят бессонную ночь с целью поймать Америку на короткой волне. Ему почти безразлично, о чем говорит Америка, ему только бы поймать волну. И когда он поймает волну и установит возможность хорошего слышания, пользование своим достижением он передает лицам, которых с улыбкой называет «радипотребителями». Так и в промышленной охоте и рыболовстве в современных условиях почти уже и невозможно обходиться без лиц, которые определяют свое отношение к природе преображающим действием.

Скорый успех радиолюбительства объясняется тем, что оно лабораторно по своему существу: оно родится от чистой мысли и продолжает размножаться как мысль. Охота и рыболовство родилось в темной утробе первобытного человека, мысль только очень медленно завоевывает свои позиции, здесь хищнический инстинкт преобразуется в хозяйственную деятельность. Было бы, однако, неверным представление преобразующего действия в охоте и рыболовстве по образу торжественного шествия лабораторно-научной мысли. В темной утробе, породившей охотничий и рыболовный инстинкты человека, таится не одна разрушительная сила, ведь из потребностей той же утробы явились навыки приручения животных и способность ухаживать за животными, любить его, чувствовать в нем личность явились тоже оттуда. Вот эта чудесная способность чувствовать природу лично, оглядываться вокруг себя с родственным вниманием отличает хорошего охотника и рыбака. Горделивое шествие научно-лабораторной мысли, которая все узнает, разрезая животное, как бы спотыкается, встречая на пути своем синтетическое чувство природы простого человека. Я сказал «спотыкается», потому что множество научных книг о природе животных написано учеными только при помощи простых охотников. Типичный пример такого сотрудничества лабораторного ученого с дикарями-охотниками представляет всем известная большая книга орнитолога Мензбира «Охотничьи и промысловые птицы России». Несколько механическое сочетание лабораторных знаний с охотничьим опытом является недостатком книги, но я выбрал ее как типичный пример коллективной работы ученого с простыми охотниками. Можно бы указать много примеров внутреннего сотрудничества даже лиц известных, которые из простых охотников делались первоклассными учеными (Пржевальский). Охотничья страсть часто пленяет мыслящего человека так, что он уже в зрелом возрасте меняет свое назначение. Мне известно, что орнитолог Бутурлин, один из наиболее замечательных практических деятелей в охоте наших дней, юрист по своему образованию, из-за охоты бросил свою юриспруденцию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары