Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Все крупные русские романисты, начиная с Пушкина, иронически относятся к роману как иллюзии, каждый из них, создавая свой роман, рассчитывает дать в нем больше, чем может дать роман, и это стремление к действительности против иллюзорности делает русскую литературу значительной, а писатель служение искусству кончает проповедью (религиозного характера). Кратко сказать, поэт у нас в самой поэзии не находит себе почвы, стремится сделаться учителем и пророком. Мне просится сейчас желание продолжить это неустойчивое состояние искусства в общее творчество жизни, которое называется «делом»: что «дело» тоже неустойчиво у нас исстари и до самого последнего дня разлагалось на учительство в каком-либо виде (изобретатели, открыватели, <1 нрзб.> руководители и т. п.) и обывательство людей подножного корма.

В наше время партия стремится совлечь с жизни покровы буржуазного идеализма и тем обнажить действительность разумного созидательного труда человека. Это «партийное дело» в условиях нашей жизни претерпевает судьбу всякого дела, порождая на одной стороне бюрократию, на другой — людей подножного корма.

Как все это понять?

Одно понимание. Весь мир заблудился в иллюзиях. Партия большевиков в России, согласно со всем прошлым страны, прозрела действительность и строит будущее разумно, согласно найденной истине. Неудача в творчестве вещей, удовлетворяющих нормальное бытие человека, явление временное и объясняется вражеским окружением СССР. В свете партийного устремления к разумной действительности делается понятным и стремление творцов русского искусства не удовлетворяться обманом искусства, а сделать его средством познания и утверждения истинной действительности. Естественно, что и писатели, стоящие на литературном посту, всеми доступными им средствами стремятся вовлечь литературное творчество на путь раскрытия и познания разумной действительности.

Другое понимание.

Партия большевиков не является концентратом мирового сознания разумной действительности, а представляет собой одну из революционных сект религиозного движения современности, направленного против христианского дуализма для утверждения Бога в вещах, создаваемых только трудом человека. Выполняя лишь одну из боевых задач всей современности, непостигаемой в целости, партия (pars) выдает часть за целое (pars quo toto). Вследствие такого состояния является в отношении творческого труда, создающего вещи, гипертрофия разума, предопределение всякого поступка частных лиц, уничтожение творческой инициативы и вместе с тем творческой личности. Если от партии обернуться к величайшим деятелям нашего искусства слова (Пушкину, Гоголю, Толстому и Достоевскому), то мы видим, что и их творчество вещей прекращается в тот момент, когда они пытаются выдать свое искусство (часть) за целое (религию).


<На полях> Неинтересно творить, если творчество предопределено логическим выводом.


Заключение.

Второе понимание органически усвоено мной и как «органическое» требует проработки высшего сознания. Что могу я предположить относительно нашего ближайшего будущего на основании моего опыта пока без помощи «высшего сознания»? Во-первых, я думаю, сейчас должно происходить обмирщение секты, <1 нрзб.> отдельных членов ее и обращение их к творчеству вещей по общим органическим законам творчества без оглядки на директивы партии. Всякие организации живого творчества, обращаемые в теоретических обоснованиях к партии, в наших условиях должны гибнуть, питая собой сектантство, т. е. утверждение части против целого. (Так гибнет на наших глазах организация «Перевал».) То само собой понятно: отступая от сектантского миропонимания к органически-творческому, каждая личность как бы бросается с доверием в жизнь. Такая личность может аргументировать только создаваемыми ею вещами, влияя тем самым на творчество своего соседа. При малейшей попытке таких лиц найти аргументацию за свободное творчество вне самого творчества их сознания являются тем же самым утверждением pars quo toto, но только более бледным, малокровным, как бы второй отраженной радугой. Вот почему и перевальская организация, несмотря на талантливость своих членов, рассеивается при попытке убедить мальчиков из напостовцев, совершенно необразованных и не тронутых стихией творчества, но убежденных. Аргументация перевальцев творчеством в обществе Авербаха, Ермилова, Либединского и т. п. очень похожа на беспомощное положение человека, потерявшего самого близкого человека и принужденного аргументировать этим свой отказ от участия, напр., в штыковой атаке: по-человечески так все понятно, и все-таки человечество наградит позором и презрением за такой аргумент.


<На полях> Последнее сопоставление очень хорошо: есть множество положений, когда…


<Зачеркнуто> Пораженный ответом мальчугана, я спросил:

— Что ты хочешь сказать?

Он ответил <1 нрзб.>:

— Казаки делают, что им прикажут.


«Поход на Москву» Деникина изд. Федерация.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары