Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Ружье, как обыкновенно, вычищенное, пронесло две пули в цель, а потом спустило и стало бить ниже вправо (нижнюю зону). Я вычистил его без масла — било по-прежнему, вычистил с маслом — било по-прежнему. Но у меня установлено, что бьет вверх непременно после прочистки. Вспомнилось, что прочистка дома обыкновенно бывает с отнятием ствола. Я отнял ствол, — ружье ударило вверх, когда спустило, я опять отнял — не повлияло; потом отнял и прочистил — взяло опять вверх. Удивительно, как это раньше мне не приходило в голову. Почти нет сомнения, что перемена происходит не от чистки, а от разбора ружья.


15 Апреля. В ночь с субботы на воскресенье мороза не было, и за вчерашний день сильно продвинулась весна. Сегодня серое утро после ночного дождя, по-видимому, приходит последний конец весны света.

Субботу я провел в Москве и ночевал у Б. М. Новикова. Полонский наговорил много хорошего о «Журавлиной родине». Начали охотничий журнал.


<На полях> Борис Николаевич Скворцов 2.10.15. Б. Афанасьевский, 15, кв. 6 (военный — пристрелка Саведж). Труд. = давление жизни. Если я строю здание и вдруг дерево падает, и я говорю: «поддержи» — это его работа считается за «труд», а у меня что?


16 Апреля. Вчера мороз подхватил, и опять остановилась весна. В лесу снег и не тронут… В поле наст, и можно идти без лыж во все стороны.

Сон не возвращается. Просыпаюсь в 3 у., днем хорошо, если удается соснуть час. Нервы расстроены. Не работается. Вероятно, все сошлось вместе, и влияние раннего света, как было всегда, и самолишение табаку. Но надо иметь в виду, что при всяком расстройстве вина будет ложиться на табак.


Накопление темы: лес, медведь и ребенок.

Читаю с большой пользой «Биосферу» Вернадского. «Эмпирическое обобщение» (система элементов Менделеева) — это значит найти факт, установить и ничего не говорить за него, так сделать, чтобы открыть и не говорить, а чтобы само открытие о себе говорило. Это будет самая чистая вера и святой подвиг…


<На полях> Не кризис, а <1 нрзб.>. Раскрыть: творец играл и забыл игрушку <1 нрзб.>, а «в поте лица»…

Лес в Завондошье: в Сергиеве.

40 руб. Петя увез. Взял из кассы 100 р. 22 руб. на дрова, 20 руб. керосинка.


17 <Апреля>. Солнечно-морозный тихий день. Прекрасная прогулка по линии: сухо, тепло, а по сторонам горы снега.


18 <Апреля>. Солнечно — морозно — ветрено.


19 <Апреля>. Весь день летит мокрый снег.


<На полях> На третью ночь «так» <5 строк нрзб.>.


Глава «Утро свободы». Как человек я завоевал себе свободу быта: я могу жить одинаково в хижине и дворце, с головной болью, при переходе от одного к другому не более как в течение двух-трех дней. Но это пустое завоевание, главная тревога и настоящее мученье в моей молодости было, что я живу в духовно низшей среде с суконными рылами, а где-то есть калачный ряд, и мне с моим суконным рылом в калачный ряд никогда не пролезть. И мое главное завоевание теперь состоит в глубоком убеждении, что калачный ряд, хотя и существует, но совершенно не зависит ни от класса, ни от образования, богатства, бедности: как новые биологи утверждают всюдность жизни, так и я убежден, что близкие мне люди находятся почти в равном числе во всякой среде. Не робеть во дворце после хижины, не стесняться хижины после дворца — это все пустяки. Но быть убежденным во всюдности жизни, в том, что нигде ты не будешь один, везде одинаково явится к тебе равный человек, — это завоевание, это счастье человеческое, и я им обладаю.

Как писатель я отличаюсь от многих писателей только тем, что завоевал себе свободу в отношении к материалам: мне совсем не нужно ни книг, ни быта, все это приходит само собой в помощь к чему-то главному. Быт и книги в моем понимании — это ответы, а ценное — это рождающиеся в себе вопросы, большие, с которыми постоянно живешь, и бесчисленные малые. Вот это сознание, что никакая книга, никакой мудрец, никакая среда не прибавят тебе ничего, если внутри тебя не поставлен вопрос и если есть вопрос, убеждение, что на всяком месте можешь ты найти ответ. Так мало-помалу я стал вместо библиотеки посещать поле и лес, и оказалось, что там читать можно так же, как и в библиотеке.


Лесные догадки и после них.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары