Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Виноградовых лишили электричества как лишенцев: вероятно, не хватило энергии на всех, и у всех лишенцев выключили ток. Между тем, Виноградова лишили голоса за мануфактурную лавочку, он же ее бросил и теперь с семьей работает игрушки: ему вечером свет необходим. Со стороны обидно: тебя лишили голоса, из этого никак не следует, что надо лишить тока. А Виноградов не обижается, не ругается, он доказывает, что до войны двадцать лет был служащим и только по великой нужде во время революции торговал мануфактурой…


15 Октября. Одна из самых жалких картин нашей жизни была показана в последние дни: «красные обозы», это обмен остатков крестьянского жалкого хозяйства на лохмоты «наших достижений». Пусть бы… но при этом все-таки речи у памятника Ленину и на каждой подводе красный лоскут: «Все для кооперации» и т. п.

В кооперативе нет ничего хозяйственного. Год начинается, как прошлый кончался. И точно так же, по всей вероятности, и в духовной области я не один чувствую упадок.


18 Октября.

1) Спешное Гиз: «сумма денег».

2) В Москве: Нов. Мир — «сумма».

3) В Москве: спецификация и профсоюз.

4) Фотографическое: 4 кювета «папье», гипосульф., поташ, резак (спрос, теле), две воронки, ступка.


19 Октября. Позавчера (17-го) был первый зазимок. Вчера утренник и солнечный день, к вечеру мороз. Плотники работают, на следующей неделе пристройка будет готова.

Сегодня я Леве сказал: «Вот ты хочешь фотографией зарабатывать, а между тем мой помощник (Коля Поляков) целый год учился ретушированию и еще очень мало постиг». — «Как ты, папа, не понимаешь, то настоящее, а то можно ускоренно, я ускоренно прохожу…»


Был К., разоренный человек, так называемый кулак, раздраженный, и все-таки признал, что больше ½ деревни довольных, потому что их к бедноте причислили и все дают. «Видите! — сказал я, — выходит, что больше половины довольных». — «Верно, — ответил он, — довольных много, я о будущем думаю: беднота ведь работать не может, если нас, работников, разорят, то кто же будет работать?»

Народное богатство — это «рабочие руки»… но именно в смысле не собственно рук, а организующей воли. Я беру себе помощника, чтобы он взял у меня то, о чем мне думать больше не надо, и так я организую… Теперь другая организация, потому людям прежнего строя кажется она безумием, что они остаются ни при чем… В деревнях вся нынешняя политика представляется грабежом и систематической пауперизацией, в городах много разумного дела, вероятно, даже энтузиазма…


Получены сведения, что «могилу Автономова расцапали кошки». Из-за него много арестовано людей. Двойная игра. Липатовы. Двойная игра: он готовился быть священником, а пришлось из-за этого «греха» прислуживаться к коммунистам.


20 Октября. Ясный морозный день. Ходили пробовать собак Травку, Керзона, внука Травки и правнука Тигры. Керзон не годился, Травка пропала.


Это чудесное время перед самым снегом, деньки перепадают, сравнимые по глубине своей нежности только с ранне-весенними.

О человеке, предчувствуя с тревогой и любовью его трагедию — никогда нельзя сказать, что не ошибаешься, что не кончится все при помощи его хитрости комедией, в природе этого «от великого до смешного один шаг» совсем нет. Между прочим, как это наполеоновское выражение вышло по-большевистски («ускоренно») и как это пусто в отношении человеческого содержания.


Милая Светлана,

Ваш рассказик хорош тем, что называют «наивностью», я бы назвал задушевностью. Конечно, в нем очень много литературной несвободы от неумения владеть пером. Нельзя, напр., называть такую вещь «В вагоне», потому что тысячи тысяч раз так называли уже описание дорожных впечатлений в газетах, а выражаться надо непременно по-своему. Гораздо лучше этого «В вагоне» Ваше письмо: оно прекрасное. Это потому вышло, что по моим книгам Вы создали себе образ Вашего лучшего друга и вошли с ним в живое общение. Отсюда можно сделать и заключение о том, следует Вам писать или не следует. Надо писать непременно и много писать, как Вы написали письмо: это о самом главном, что и является темой. В наше время литература бестемна, потому что тема извне навязана принудительно государством, а писатель это непременно «я — сам». <Зачеркнуто: Вы меня избрали своим писателем, потому что я не просто литератор в своих сочинениях, а человек и, скажу Вам, глубоко презираю «литераторов», беллетристов и т. п. Вот это, по-моему, и есть то, что надо: поставьте себе задачу внести в <1 нрзб.> литературную тему.>

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары