Дневники 1928-1929

На болотине паслась пара журавлей и неустанно подавала куда-то сигналы (молодым?). Досадливо кричали и садились близко, отманивая собак, кроншнепы. В болоте и довольно-таки топком Кента держала стойку по тетерке. Потом пошел цыпленок величиной с коростель, хотя небо было так густо закрыто, так было серо, что трудно было разобрать, может быть, это был и коростель. На вчерашнем месте был поднят бекас. Другой токовал вверху барашком и внизу было: тэкэ-тэкэ.

<Приписка на полях> По своему обыкновению, переселяюсь за месяц до охоты в глухие места для натаски собаки и потом для охоты и наблюдений природы до зимы я нанял ямщика за сорок пять верст. Не доезжая 3-х верст до намеченного места, я очень обрадовался роскошному охотничьему ландшафту. Встретилась на болоте деревушка, в ней хорошая изба. Я снял себе помещение, перетащил с ямщиком вещи и отпустил его.

4 Июля. Весь день прекрасно теплый слегка гремело, и в четвертом часу разразилась страшная гроза с теплым крупным ливнем. Мы прекрасно устроились, маленькая спальня за перегородкой, столовая и кабинет, в кабинете на одном столе весы и все охотничье снаряжение в полном порядке, на другом письменные принадлежности, на стене превосходное Лебо и винтовка, в передней собаки, мать с дочерью, Кента и Нерль, одна в одну, пятно в пятно. Еще хорошо, что под карнизом на верхнем венце дома ласточки, гнездо к гнезду, годами устроили себе целую деревню.

Сколько нужно было метаться по свету, мучиться, достигать, чтобы сложить себе, писателю, тоже гнездо, тоже на воздухе… Но я заметил, в деревне ласточек есть пропуск с очертанием на дереве исчезнувшего гнезда. Почему оно кончилось? Один удар молнии, и мой домик со мной, со всеми моими фунтами пороха (заключаю по Валдроде) взлетит на воздух. Один удар, и всю мою многолетнюю затею свободного труда снесет, как гнездо ласточки. Ну что ж, я готов. Лева будет продолжать мое дело, не Лева, так другой кто-нибудь. Мы живем как в атаке на неприятеля, достигаем, не считая тех, кто отстал и погиб…

<Приписка на полях> Нерль — немецкая легавая, дочь моей Кенты, очень похожа на мать, обе собаки пятно в пятно. Ей теперь год. После небольших упражнений весной в густых кустах теперь приступаю к натаске в обильных лесной и болотной дичью местах Московского полесья.

Но так редко, так недолго бывает это чувство солидарности со всеми в достижении предназначенной цели. И в самом высшем обществе ученых, художников, артистов всякого рода бывают проблески такой героической лирики. Здесь, в деревенских условиях, за хорошего человека считают такого, кто не крадет у тебя из-под носа добро, за чудака, кто объявит о поднятом кошельке на дороге.

(Эта почти птичья мораль и есть мораль всего края, высшим истинно общественным местом которого служит трактир Ремизова. NB. Непременно собрать у Ремизова материалы о его трактире, он — главная артерия края.)

<Приписка на полях> Московское полесье местами не менее интересно, чем настоящее Полесье, и дичи всякой множество, и я знаю места, куда городские охотники почти и не добираются. На пути туда есть один трактир, где ямщики кормят лошадей, а сами с седоками пьют чай. Тут я привязал за ножку чайного стола своих двух немецких легавых, мать и дочь: собаки похожи друг на друга, одна в одну, пятно в пятно, и этим всех удивляют.

Когда я, укладывая собак, назвал одну, хозяин трактира удивился, остановился и вдруг узнал меня по собаке.

— Так это Нерль! — сказал он.

Я спросил:

— А вы как знаете?

— В журнале «Охотник»: там вы описали ее рождение.

Трактирщик оказался охотником. Со мной так было не первый раз: по кличке собак и узнавали меня как литератора. Впрочем, я и не скрываюсь: охотничий писатель — это положение. А там, где не читают журналов «Охотник», я называюсь…

Натаска Нерли (2-й урок).

Я нашел в болоте около ржи (Трестница) вместо бекасов тетеревей, очень много на маленьком месте: пять выводков и двух чернышей. Один выводок был в 8 штук, два в 6, один в три и одна матка была с одним. Все цыплята были ровные, величиной больше дрозда, меньше голубя. Значит, к началу охоты они будут в черном пере. Прошлый год в это время только что выводились из вторых яиц, первые погибли от морозов.