Читаем Дневники 1930-1931 полностью

В прежнем (церковном) строе жизни разделение людей было в материальном, в церкви же (внутри жизни) все эти люди, разделенные, соединялись, отсюда шло покаяние и т. п. Теперь в киномоторное время материально люди представляют собой коммуну, но в тайно-духовном отношении каждый коммунист, как неразложимый атом. При уравнении пищи, одежды и вообще устранения из жизни индивидуальной роскоши жизни, которая ранее была простодушным «счастьем» людей (наши купцы просто лопались от жратвы), вероятней всего аппетит людей перейдет в область власти («каждая кухарка и проч.») государственной: оратор вместо жреца, вместо воина инженер.

Хилков — обермашинист, но не госуд. человек (Витте). Характер современности дает государств, человек (не «обермашинист» или спец). Что же такое человек государственный? 1) Общее предпочитает частному в мыслях, в простолюдине как бы <1 нрзб.>, прозрел. 2) Как следствие жизнь на людях днем, ночь на диване и проч. 3) Наивно <1 нрзб.>движется лично под предлогом общества и государства. Впрочем, он может быть наголо общественным слагаемым. (Это у рабочих.)

Мои личные качества, примененные к государственному аппарату, разрастаются до колоссальной значимости и обратно проектируются внутрь меня в чувстве самоутверждения, небывалого доселе. Такой человек может развить чудовищную силу, а если их много — то вот эта сила сейчас и движет нас. Именно так: скрытая сила личности.


18 Марта.Воскр. и понед. провел в Зверосовхозе. На вопрос мой у немца-зверовода, что побуждает его работать в России, он сказал: Freude am Beruf (радость призвания), или, как у нас — радость специалиста; эта «радость» совершенно противопоставляется чувству государств, мощи, которую испытывает «кухарка», приставленная к аппарату. По-видимому, эта «радость призвания»…

Меня всегда удивляло, когда по-немецки приходилось в Германии называть своих профессоров, не просто знаменитый профессор такой-то, а плюс некий, вернее, вперед, с нашей точки зрения, ничтожный Jeheimer [12], а потом уже профессор. У нас теперь этого милостивого осенения государством ученого нет, у нас профессор просто «спец», подчиненный государственному деятелю, являющемуся хозяином дела.


21 Марта.Сегодня первый день такой солнечный, что в полдень наконец-то побурела дорога и так осталась.

Эту суровую зиму перележавший снег к весне сошелся частицами своими в такое единство, что далеко ухало, когда лыжи давили сугроб и далеко где-нибудь елочка, закутанная в белый мех, получая гулкое сотрясение, вдруг раздевалась и выпрыгивала вся целиком зеленая, стройная из-под своего тяжелого странного наряда…


Чуть-чуть только подумав, я понимаю, что нет виноватых, и все всем прощаю всегда, но горе в том, что после обиды не всегда успеешь подумать и бросаешься в войну совершенно бессмысленно.


Как это странно, что можно смеяться до слез! Но над чем же смеяться, как не над собственной своей жизнью, потому что ведь исподняя сторона всякого поступка тут вся налицо со всей своей подноготной. Но только стыд и слезы являются, когда человек смотрит в себя. И когда с глазами, полными слез, он смотрит и видит то же самое свое в другом человеке, то начинает смеяться и часто хохочет до слез.


В 1925 году Союз писателей ликвидировал общежитие, и я в глуши Переслав, уезда получил уведомление, что комнаты у меня в Москве больше нет. Архивы все мои, находившиеся в комнате, были брошены в сарай в незабитый ящик… После больших хлопот я купил себе в Сергиеве дерев. дом в три окошка и с тех пор живу в нем, устраивая литер, дела обыденкой, т. к. номера в гостинице всегда заняты. Много раз меня приглашали <1 нрзб.>участвовать в общественной жизни, и я не участвовал, [потому] что у меня негде переночевать. При возможности получения комнаты меня всегда обходят, отдавая предпочтение тем людям, котор. живут на столах по два года. В последний раз Федерация <2 нрзб.>в новом доме дать мне комнату, но когда я пришел получать, то комната была занята.

По натуре своей, положению и возрасту я не могу отбивать силой комнату у претендента, не имеющего приюта в Москве и начинающего карьеру. И мне отказывают обыкновенно под тем предлогом, что я не городской человек и удовлетворяюсь жизнью где-то в природе. Но это неправда, я живу в «природе» только потому <4 нрзб.>, что стесняюсь. чуть что не <2 нрзб.>добиваться себе жизни в Москве.

…я пошел теперь навстречу общему зову писателя к производству и городу и заключил договор с «Молод. Гвард.» и др. журналами <3 нрзб.>договор, должен описывать <1 нрзб.>и город. Я жил на Урале, изучая Машинстрой. Получил там много тем, разработать которые могу только по город, материалам.

Мне совершенно необходима в Москве комната, в которой я мог бы удобно работать и, уезжая из Москвы, я должен быть уверенным, что без всяких хлопот и опасений за целостность архива моего могу в нее возвратиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза