Дневники 1930-1931

Пасхальное место. Рассказ егеря Григория Афанасьевича Машкова. Олень Мишка ударил так, что отлетел к забору, а когда второй раз он хотел ударить и промахнулся, хотел и метил ударить в самое пасхальное место, и попади, там бы только мокро было, тут Григорий Афанасьевич Машков схватил его за рог одной рукой, другой схватил за ногу и повалил. А когда повалил, то олень больше не только в этот раз не смел уже нападать, а и навсегда потерял эту охоту. Но, конечно, бывает, олень пудов в 11, того не повалишь, и тот уж со всяким человеком справится.

Перед тайфуном олень бывает на сопках, охотники говорят: зверь-олень под вечер вышел на гору, смотрите, ребята, завтра погода переменится.

П окать ^{263}: олени днем были все на покатях, а к вечеру вышли на горы.

Старцева гора со стороны бухты Разбойник похожа на тот утес Разина, который воспевается в известной песне, только зарос он не мохом, а лесом, и на вершине его тоже не растет ничего. Вся махина широко опускается в море и продолжается над водой невысокими относительно сопками острова Путятина. Весь остров на карте похож на фигуру с головой и ногами, в ногах известные всем морякам рифы Пять Пальцев, а голову делает гора Старцева. Весь остров до революции был во владении купцов Старцевых ^{264}. Тут была фарфоровая фабрика, оленье и разные другие хозяйства. Несмотря на крупное хозяйство, тут не было тех дворянских хором, которые обыкновенно в революцию сначала шли под театр, клуб, а потом постепенно разваливались в короткие годы, и кирпичи скоро так зарастали травой, и так быстро вырубались парки с садами, что только по остаткам акации и очень упрямых цветов на клумбах можно было узнавать место прежнего дворянского гнезда. В хозяйстве Старцева личный дом владельца ничем не отличался от простой конторы и других домиков, устроенных для служащих и для приезда китайских гостей. И это очень понятно, если вспомнить короткую и не расцветшую жизнь русской буржуазии: деловое напряжение у русских купцов так тяжело ложилось на личность предпринимателя, так мало помогали традиции, что о личном устройстве мало было времени думать В предсмертном бреду Старцев просил своих детей похоронить его на горе. Как это было понять? Просто по обряду православному как-то вообще не надлежит возноситься, и все русские православные кладбища отличаются исключительной скромностью. Революция так быстро и решительно разорвала нашу связь с предками, что теперь нет никакой возможности верно и скоро установить расспросами родных и близких, чем именно руководствовался «патриарх» Старцев, распоряжаясь поднять свои останки на огромную высоту. Но мне, потомку подобных купцов, желание Старцева чрезвычайно понятно. Вот как я все понимаю.

У Старцева было дело и на совести, конечно, ряд компромиссов: дело с компромиссами, как известно, собственно и называется делом, в отличие, например, от дела науки, поэзии, семейной жизни и тому подобного. Я понимаю так, что у Старцева, как у большинства русских крупных, средних и мелких купцов, жизнь была сплошь дело, и вот среди этой сплошной серости является большая гора имени Старцева, по высочайшему повелению обозначенная так на всех картах Тихого океана, омывающего русские берега. Подумайте! Ведь эта гора для делового купца была, во всяком случае, не меньше же, чем имя для знаменитого литератора, которого, согласно с его особенным значением, хоронят в Ленинграде, напр., на особенных литературных мостках Волкова кладбища: Тургенев, Белинский и много других знаменитостей. Как не понять теперь, что купец Старцев, умирая, в предсмертной тоске и холоде близкой могилы преодолел всю суету сует своего дела, осознал, быть может, и ничтожество тех людей, которых он произвел и которые будут продолжать… Гора, только высокая гора осталась в его воображении на смертном одре, и на горе имя Старцева.

Да, это надо тоже принять во внимание, что имя, связанное с частью земли, отличается особенной прочностью. Возьмите улицы, устроенные человеческой рукой, как скоро они переменяют названия: Миллионная улица в Ельце теперь уже улица Розы Люксембург, или даже имена городов: Петербург, Петроград, Ленинград. Но посмотрите на послереволюционную карту Дальнего Востока: все тот же залив Петра Великого, и полуостров генерал-губернатора Муравьева-Амурского, и залив Посьета, остров Фуругельм и множество других адмиралов и генералов, счастливо связавших свои имена с самой землей. Понятно ли вам? Океан, вечно бунтуя, для отдыха, для замыслов нового бунта оставляет себе эти твердые мысы, косы, уютные бухты и огромные скалы. А человек, постоянно блуждая в постоянных туманах Тихого океана, вполне понятно, хочет иметь на этих твердых пристанищах имена более твердые, прочные, человек более консервативен в морских именах. И вот среди этих прочных имен гора Старцева!