Дневники 1930-1931

18 <Октября>. Вчера в Н<овом> м<ире> был объявлен рекламный список напечатанных в прошлом году авторов и вот что меня забыли упомянуть, или нарочно пропустили — этот величайший пустяк! — меня расстроило. На ночь я прочитал потрясающий, ужасный рассказ Новик. — Прибоя «Цусима» и всю ночь в кошмарном сне преследовал меня убийца, и я всю ночь держал наготове в кармане револьвер, все время опасаясь, что он сам выстрелит в кармане.

И это расстройство, и сон есть индивидуальное проявление господствующей ныне среди интеллигенции мании преследования. У меня доходит до того, что боюсь развертывать новый журнал, все кажется, что меня чем-то заденут и расстроят. (Острой формы при общем заболевании бояться <1 нрзб.>)

Спасение, конечно, одно, надо решительно отдаться работе, для чего надо создать хорошие условия. Сегодня еду в Москву, а завтра вернусь к этой теме.

19 Октября. День, как бывает поздней осенью, медленно просыпался и, когда открылись глаза, — Господи! какое счастье дает теплый солнечный день поздней осенью!

Приезжал Тимоф. Алексд. Ненюков. Сын его, парикмахер Иван Тимофеевич.

Болела голова. Готовил для Нивы «Мох».

Повторяю заповеди:

— Для победы над мелочью надо, во-первых, спешить к творчеству, если при этом удастся обрадоваться, то мелочь растворяется в улыбке. Если не успеешь обрадоваться, и мелочь разольет свой яд по душе, то надо удрать скорей и, напротив, если мелочь действует издали — то надо приблизиться к ее факту и рассмотреть его при луче света.

Итак, мелочи бывают двух категорий, одни близкие, другие далекие, первые являются злостью, вторые страхом. Злость от близости, страх от дальности. Надо иметь двойные очки, bifocal, чтобы уничтожать неясность предметов при слишком большой к ним близости (явление злости) и неясность, порождающую страх от дальности предмета.

Bifocal.

Мне сделали двойные очки, bifocal, нижние части стекол, для чтения, это стекло уничтожает неясность от слишком большого приближения к предмету; верхняя часть стекла отшлифована, чтобы можно было глядеть вдаль. От чрезмерной близости к предмету обыкновенно у людей является злость и вместе с тем желание поразить врага, хотя бы просто ворчанием; от дальности, напротив, предмет возбуждает страх, является мания преследования, хочется бежать, спасаться. Bifocal поэтому удаляет предметы слишком близкие, возбуждающие злобность и в то же время приближает все пугающее издалека.

Меня спросят, вы с нами или нет? Я отвечу: «Если вы будете себя вести, как порядочные люди, то я с вами, нет — я не с вами. — А принципиально? — Принципиально, почему же нет, принципиально я с вами, только что в этом?»

Весь «Капитал» Маркса построен на возмущении засилием машины и происходящим через это фетишизмом денег. У нас теперь правящим лицам и представляется, будто власть машины окончилась, что мы сами строим свое будущее, что это наш добровольный отказ от жизненных благ сегодняшнего дня порождает нам явление машин из заграницы. В этой свободе от хозяйственного загада обаяние большевизма. И все «комчванство» происходит от этой благодати, нисходящей на прозелитов. С другой стороны, все представляется, как неслыханная в мире диктатура машины. И вот почему, когда заграница не дала машин и отказалась от нашего сахара, и этот сахар явился на рынок, то обыватель брызнул радостью…

Между тем, все правильно: и машины должны быть, и темпы, все решительно! только одно надо поправить, чтобы всей огромной массе народа разъяснить необходимость машины для чувства свободы, дать ему понять, что лично он не беднеет, а обогащается, утверждая господство над машиной… и вот.

Я купил детский журнал «Ёж»^{151}, где помещены «Одуванчики»^{152} и в ужас пришел от пошлости политической злобы, которую проповедуют маленьким детям, от еврейского юмора Шкловского и проч. Так вот выходит мерзость, а ведь задумано отличное дело. И так решительно все прекрасно, если подходить «принципиально», и мерзко, если дано видеть факт. Вот почему на вопрос: «с нами вы и пр.» я отвечаю «если будете хорошо поступать, я с вами, а если плохо, то не посмотрю и на хорошие принципы».

Автоматизм огромного государства, требующего жестокой единой центральной власти, охотно присоединит себе на помощь пафос индустриализации (бюрократизации) страны, жестко расправляясь с проявлением той свободы, из-за которой написан «Капитал».

Не согласен с Б<остремом> в отношении «неприятия машины». Это очень легко «неприять» и есть культ<урная> традиция на помощь. Нет, вот ты прими и машину и государственность, как необходимость, а сам останься свободным настолько, чтобы и машина и государство служили тебе.

20 Октября. Очень тепло и пасмурно.

Дуня опять спасена от штрафа (как они узнают?)

Лева приехал в Алма-Аты. Рабочие со шпалами. Цыгане.

Сергиевские жители.