Дневники 1930-1931

Творческая жизнь человека проходит для того, чтобы дело личного его интереса сделалось в своих достижениях общим достоянием.

25 Сентября. При западном ветре стало почему-то холодно, облака не дождевые, но солнце было плотно закрыто до обеда, очень было пасмурно, а часам к трем выглянуло солнце, и вечер удался тихий с холодной большой долгой оранжевой зарей.

Утром фотографировал убитого вчера глухаря. Вообще в пасмурную погоду с маленькой диафрагмой и продолжительной выдержкой можно очень хорошо снимать близкие предметы. Не удаются лишь большие планы. Я делал темному глухарю фон из светло-желтых осиновых листьев. Эти листья при светоф. № 1-м очень передерживаются, в то время как остальное выходит нормально.

К вечеру ходил к глухарям. Они сегодня против обыкновения бегали по вырубке до шести часов. Очень возможно, что на молоденьких осинках их зеленые листья более удовлетворяют их, чем желтые. По крайней мере, я не раз слышал внизу тот же самый звук, как бывает вверху, когда глухарь разрывает лист. Вечером один сел на дерево недалеко от меня. Я стал его скрадывать, но, боясь, что к тому времени стемнеет, а также, подхваченный удальством вчерашнего выстрела, хватил по-вчерашнему в окошечко, чтоб по голове пришлось. Глухарь от выстрела пересел шагов на 30 дальше, а когда я туда пошел, улетел. Вероятно, вчерашний глухарь был убит случайной дробинкой в голову.

Солнце, луна и Большая Медведица.

Чту Б. Медведицу наравне с солнцем, луной, потому что ночью очень хорошо на нее смотреть и думать и пользоваться можно, как часами, когда забудешь завести свои карманные или станут. Больше месяца редко случалось в порядке держать часы. Но днем они совершенно не нужны. Трудно ночью, и тут выручает Большая Медведица.

26 Сентября. К утру при чистом небе в тишине разыгрался мороз.

Ходил на ток к мосткам на пойме. Петух бормотал и чуфыкал в можжевельнике. Тетерева сидели вдали на деревьях. Я их спугнул, но вскоре они опять сюда прилетели. Значит, и у них есть какое-то влечение к осеннему току.

Пауки, мне думается, всё работают, только вероятно не все, и очень мало. Там и тут на можжевельниках видишь тонкие обмерзшие нитки. Сегодня мне удалось видеть паутину, протянутую от куста к кусту горизонтально без посредства высоких деревьев на 25 шагов. Я подумал, было, что это села одна из летающих паутин, но, оказалось, на можжевельнике было скрепление, узел, от которого к другим паутинкам были разбросаны сложные провода.

Не забыть особенность паутины: держит нить большие предметы, но когда я хотел подвесить маленького умершего паучка, труп его был слишком тяжел…

Когда мороз сошел, то кочки обдались росой и засияли на солнце, а когда разогрело, то от каждой повалил легкий пар, как будто каждая кочка, спасенная солнцем, облегченно вздохнула.

Стрелки Берендея растут пучком и у них есть смешные цветы на боку ближе к острию, как полагается быть стреле.

Присоединить к фото-книге рассказ «Гуси-Лебеди»^{149} (написать Смирнову).

Для этого рассказа снял свою тень.

Конечно, настоящий фотограф снял бы все лучше меня, но настоящему специалисту в голову никогда не придет смотреть на то, что я снимаю: он это никогда не увидит.

<На полях:>Услышал полет в воздухе большой птицы, потом было слышно — глухарь покрыл вершину осины.

К рассказу «Сон глухаря»:

Услыхал, как глухарь съехал с ветки на ветку. Стал подходить. Ему не видно сверху на землю, мне видней. Он слышит. Мышь бежит и поднимает листву с шелестом большим, чем я, но глухарю тот шелест известен, а мой — нет, и, может быть, он прислушивается. Птичка в дровах — тоже звук. Дятел. Желна. И вот, наконец, капнуло и еще. Болотная грязь — вязнет носок, тогда пятка никогда не чмокнет. По яркой и грязной бледно-желтой листве издали видно, где осины, где березы. Слышу и не вижу. Самое трудное, чего-чего не покажется (вершина ели вдвинулась в осины). Наконец, увидел маленькое окошечко из листвы желтой в синее небо, и вот это маленькое в кулак окошечко то откроется, то закроется, а ветки над ним шевелятся. Я понял.

Вспомнилось то пробуждение в 17-м году, когда прекратилась уличная стрельба, и стало вдруг так, будто огромная тяжесть — ноша всей жизни спала с плеч: это что нет царя.

И вот сейчас…

Вечером ходил на глухарей. Заря вышла опять тихая совершенно и такая теплая, что ожили комары и жук прожундел. Глухари стали прилетать лишь когда стало темнеть после заката, видимо, на ночевку. По всей вероятности, они бегают внизу и кормятся молодой, еще совсем зеленой листвой однолетних осинок.

И так рассказ обрамить своими переживаниями. 1 — Этот рассказ был мне передан егерем-объездчиком лесным во время нарезки делянок: деловая часть о глухарях. Я заинтересовался им и т. д. II. Рассказ егеря. III. Как я убил глухаря. Хотел услыхать храп, его удаль <1 нрзб.> десять штук. Зато вечером в сосновом бору ночевка. Подошел — он цокал над головой… Улетел… Храп не удалось услыхать.