Читаем Дневники 1930-1931 полностью

3 <Октября>. Почти решено, что Лева едет 6-го в Москву с заездом в Бийск, значит, в Москве он будет приблизительно 22-го Октября. Он старается уехать раньше меня, чтобы легче было ему договориться с «Известиями» в моем отсутствии и получить командировку в Италию, где он хочет устроиться матросом и ехать с тралером на Дальн. Восток. Я имею против этого три возражения: первое, что остаются неиспользованными материалы и незакончены обязательства к «Известиям», второе, надо работать пером, а не мыть корабли (боюсь, сделается настоящим оболтусом, невежественным и ничего не умеющим делать человеком), наконец, третье: больно думать, что весь намеченный план работы в Москве (ведь и комнату достали), все обязанности к семье (ведь все доверенности ему передал) без колебания отбрасываются, раз предоставляется случай удрать и отлынить, без всякого колебания. Какой-то поверхностный, неврастенический, вернее инфантильный романтизм. Если он уедет, мне больше от него ожидать нечего, потому что каждая поездка у него будет вызывать другую.

— Ну а тебе то что? Он взрослый, пусть себе живет, как хочет.

— Да я разве задерживаю? пусть себе ездит, но только пусть не обманывает доверчивых редакторов, будто он литератор.


Мне остается три дела: гон оленей в Сидеми, Кедровая тайга и цифровые материалы. 25–28 Октября я должен выехать.


4 Октября. Из доклада Абрамова: Изюбрь 121 р. 50 к., если экспортных продуктов 12 р. 50 к., при отстреле же на панты 133 р. 30 к. из них для экспорта 128 р. 30 к. Директивы массовых заготовок хвоста через организации заготовляющие, планирующие и регулирующие экспортные заготовки, эти директивы против запрещения отстрела изюбрей во все время, кроме пантовки, разрешают из-за хвоста стрелять изюбрей во всякое время, притом самок.

Горал, амурская серна. В тибетской медицине ценится сердце горала, наполненное кровью.

Кабарговая струя.

Восточно-азиатский кабан.

Бой медведя с тигром продолжался несколько суток (из доклада Абрамова).

Волк серый и волк красный.

Топорков остров (песцов пустили и топорки…)

Чалдоны и навозные (от навезенных). Навозные.

Комиссия из Москвы потребовала от комбината: ни один пантач не носил бы валюту на голове.

Капустоловы будто бы по Абрамову вылавливают запрещенную выдру (корейцы).

Тазы — это ассимилированные китайцами орочи.

Первые панты по времени самые дорогие, потому что травы этого времени дорогие. Итак, нельзя перевести оленя на овес: китайцы узнают панты кормленого оленя.

Янковский пантовал верхом, из магазинки бил зараз по семи пантачей{277}, и бывала поломка, тогда он вставлял кукурузу в панты, и в партии они проходили.

Панты принимают после 45 лет, когда склероз начинается, как йод, и потому невозможно, чтобы невеста подносила их жениху.

Опыты.

Тысячи лет Китай лечит пантами и результатов не записывает, как лекарство действует и как надо делать, чтобы получить большие панты. Может быть, это и знают мудрецы и хранят в тайне? Теперь европейский научный метод через СССР вплотную подошел к Китаю. Мы сделаем им такие панты, каких Китай еще не видал. Решили кормить оленей вволю, как свиней. Какие выйдут панты?

Вот вес пантов при макс, и мин. корме.


Миним.

646 Арго

830 гр. Шамо

736 Дружок


Максим.

1270 гр. Диченко

1028 Савицкий

955


1 кил. веса пантов дает 250 р., а цена истраченного на повышение веса корма 75 р.

Опыты приручения оленя. Ловят оленят, и чем скорей, тем ручней. Молоко дается три литра на голову и три раза в день. Так три месяца, а потом болтушка.

От этих оленей скоро можно отвести домашних, но зачем? Из-за пантов и мяса? Молока мало, но жира в нем до 30%.

Опыт влияния костяной муки из ракушек устрицы.

Кривая роста (взвешивание).

Поедаемость травы: испытывается 80 растений: перв. мотыльковые, потом злаковые, под самый конец горный камыш.

К след. году: огуливаются ли оленюхи в первый год и тоже с сайками…

Нападение волка. В одну ночь зарезал 25 оленей, в полтора мес. — более сорока. Все эти полтора месяца по телефонному сигналу егеря: волк в парке, все служащ. на охоту…

450 поденщины по 3 руб., не считая труда 5 егерей плюс 40 оленей по 75 р. — всего стоил волк 4500 р.


5 Октября. Некий Яворский, охотник тип Елисеев + Абрамов. Горовой + Яворский — патриотизм в пустоте = индивидуалист = сирота.

— Как жить? — спросил я.

— Надо приспособиться, — отв. он, — и все приспособляются и переменяются, пот. что ведь есть надо каждый день — это во-первых, и, это самое сильное, пот. что ведь каждый день надо, и перемена незаметно совершается из-за еды, потом у человека есть самолюбие, хочется взять больше другого, тут кровью залито. Вот отчего мы все уже другие теперь, в другой вид перешли или в другую стадию.

— А позвольте спросить — <1 нрзб.> которую — если стадия, то как совершается, из головастиков в лягушку переходим или обратно…

— А я думаю человек на 49% из дряни и на 51% человек, и потому медленно, а движется вперед.


Приехал бригадир и ударил именно по тем людям, которые были лучше всех, этот удар развязал язык некоему Артемову, который написал в газете статью.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное