Дневники 1930-1931

Получен был приказ рубить для экспорта роскошную, но еще не совсем спелую Власовскую дачу. Прочитав приказ, спросили мнение собрания. Все молчали, и когда приезжий заготовщик потребовал голоса, то кто-то сказал: «Отвечай, могут ли свести дачу местными силами». Кто-то сказал: «Раз приказано, то значит, можем». — «Как так можем, — возразил Ш., — сапоги нужны, полушубки, плащи, пища». После этого граждане все заговорили, и с тех пор всегда стало так, что во всяких делах Ш. начинал, и так он сделался вождем масс.

Любовь оленей в изображении Долгаля.

Ведь как ухаживает! Как он ищет, как рыщет, как ухаживает. Вот бежит, вот догоняет, вот бы взять, — нет! стал: как будто чисто по-человечески робеет, жалеет, и потом какая дружба. Но нет, не верьте оленю: под предлогом дружбы каждый рогач норовит сесть верхом.

Так говорит мне Долгаль, показывая мне из-за камня на оленей. Там через горное пастбище возле Орлиного Гнезда проходят олени. Движутся они медленно, на место хорошее.

Барсук и енот.

Барсук видом и повадкой похож на медведя, а енот на лисицу. Барсук злее енота, и собаке от него иногда здорово достается. Енот часто замирает при нападении собаки, так что если собака не рвет, можно набрать живьем енотов. По словам Долгаля, енот зимует в барсучьей норе.

17 Окт<ября>. Ночью шторм NW, и ясно.

Два рогача пришли с воли и стоят у сетки в надежде попасть к оленухам. Инструктор егерей.

Фотографировал «Малиновый ручей» в красных деревьях (самый красный мелколиственный клен). Ветер обрывает красные листья винограда (листья хвачены морозом).

Сильный ветер, олени спрятались, но Малиновый ручей бежит как ни в чем не бывало в камнях, осыпанных кровяно-красными листьями винограда…

В 1½ ездил на Поцелуе в Рисовую и через Улунчу (река и сторожка; долина Улунчу, где совхозное сено. Раскулачивание Покорного. (Чехо-словак, чушка-собака). Два графина. Зимний вид пастбища: все дубки засохли, и листья уже в серых трубочках, тогда как здесь (в Астафьевской долине) дубки зеленые только краснеют. Гамов вообще почти весь продувается сев. ветрами (мало южных склонов), мало-мальски укрыться можно в Запретной и Барсовой падях.

Вопросы: История оленья на Гамове (тех уже нет ни одного, п. что те меченые и при отстреле меток не было). Теперь всего 2500 из них 2000 оленух.

Вопросы к Левчуку:

партизаны за совет, власть, но против колхозов. Беднота, которая работать не хочет.

Егеря Покорного. На лавочке возле этой избушки против голубого моря отдохнул, потом пытался снимать погребальные сосны на фоне этого голубого, чтобы вышла Голубая падь. После этого спустился к ручью и в каменной россыпи потерял тропу. Перейдя ручей, задумал подняться на самый верх, идти дальше по хребту, как барсы ходят, по тому самому хребту, где некогда ходил барс, о котором я записал интересный рассказ. По пути наверх не раз слышался свист и последующий топот спугнутых мною оленух, но рева рогачей не было слышно. Я не добрался до самого верха, потому что вслед за Голубой падью открылся вид на всю Запретную падь и рядом с ней на Барсову. Поснимав погребальные сосны с камнями на фоне моря в Запретной пади, я перебрался в Барсову падь, спустился почти к самому морю и без тропы перешел и с трудом одолел подъем по Барсовой пади, по Запретной обратно в Голубую. Солнце было уже над самым морем, когда я сел отдохнуть на лавочку сторожки Голубой пади. Пришел домой ночью при луне и застал полный разгром: как полагается, к Дулькейту набралось перед пароходом множество ночующих. Мне стало очень неловко, а тут Дулькейт передал мне приглашение студентов переночевать у них. У Дулькейта не было никакого умысла, но я принял как намек и решил уехать.

Ночью был шторм нордвест, но с утра ясно. Егерь доложил, что на том конце сетки с воли пришли два дикие рогача.

Так сама жизнь указывает способы обновления крови. И нужно сделать парк в самом обильном дикими оленями месте (Судзухе) и устроить так, чтобы дикие олени могли проникать к парковым оленухам.

Ходил фотографировать Малиновый ключ, который мне все как-то не удается снять хорошо. Горный ключ бежит, не обращая никакого внимания на ветер среди расцвеченных деревьев. Вот почему и не удается мне снять: впечатление цветовое так сильно, что не хватает спокойствия прочитать картину только и по свету и тени. Ветер обрывает хваченные морозом красные листья винограда, обнажает черные сладкие теперь после мороза ягоды. Особенно красивые розовые тона дают листья мелколиственного клена. И вообще я замечаю, что красного в здешнем осеннем лесу гораздо больше, чем у нас в средней России, где желтое сильно преобладает над красным.

В полдень на коне Поцелуе с Левчуком отправились увольнять егеря Покорного. Левчук намекнул мне, что причина политического свойства, что Покорный, по всей вероятности, есть «чушка-собака». «Что значит?» — спросил я. Он ответил: «Чехо-словак».