Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Стать перед фактом последней низменности, — это вот и значит приблизиться к жизни: показать это в свете величайших явлений человеческого гения (коммуна и пр.).


<На полях:> Вот так и остались: мужики на бобах, а бабы, как всегда, на грибах.


<На полях:> Человек и служение человеку — дело самое серое, кто не хочет: все хотят повыситься или увлекаются, но никто не хочет служить человеку.

Собственность — как материализация личности, вероятно, незыблема, потому что личность абсолютно не может совпасть с обществом. И пусть произведенные личностью блага делаются достоянием общества, все равно тогда собственность на вещь трансформируется в славу, а слава, предпочтение дает превосходство над другими, и это превосходство трансформирует власть над человеком так же, как собственность, что есть почти власть.


24 Декабря. Мужики и бабы.

Марья рассказывала, что мужики все у них разбрелись по производствам и оттуда шлют письма и жалуются на харч, а бабы остались в колхозах на тяжелых работах, пилить, дрова возить. «Так вот, — сказала Марья в заключение, — мужики остались на бобах, а бабы остались, как всегда, при грибах».


Аппарат.

Тупоголовый слесарь, укравший у меня зайца, когда увидал мои снимки, сказал: «Хорош аппарат!» Я обстоятельно пояснил ему, что аппарат хорош, но главное в этом глаз и мастерство, что с хорошим глазом и мастерством при плохом аппарате можно сделать прекрасную вещь и наоборот, при неумелом и с самым хорошим аппаратом ничего не сделаешь. Для пояснения я показал ему множество снимков, и он тупо в них смотрел, переваривая трудную для него мысль. Только под самый конец, когда мы пришли к охотничьим снимкам, вдруг оживился, все, что говорил я, забыл и воскликнул: «Ну, и хорош же у вас аппарат!»


Генератор.

Сгорел генератор на электростанции. Город погрузился в тьму, потому что лампы, какие были, расстроились и ужасно плохо горят, кроме того, и керосину-то нет. Все надеемся, устроят как-нибудь генератор и обещают: вот только бы у кого-нибудь металла достать. Так вот и живем в полутьме и мечтах о лучшем, живем ни при лампе, ни при электричестве. Однажды, раздумывая о первопричине такого состояния, спросил я мастера по электричеству: отчего же именно сгорел генератор? Мастер ответил: «От большой нагрузки, товарищ».


Служение человеку.

Что думала эта девушка, когда сказала, что она человек и хочет служить человеку? «Все хотят повыситься, — говорила она, — или увлекаются, но человеку служить никто не хочет, потому что это дело незаметное, трудное и скучное». «О каком человеке думала эта женщина?» — спрашивал я себя не раз. Вскоре она вышла замуж и родила. Мальчик вышел беспокойный, кричит по ночам. Мать не спит, укачивает, клизмы ставит. И как-то раз утром, увидев ее измученное лицо, я вдруг догадался, о каком человеке думала она, когда говорила, что в служении ему нельзя ни повыситься, ни увлечься. Это она, предчувствуя свое материнское призвание, говорила о человеке-ребенке. Но ведь оно верно и в применении к человечеству: так и весь человек, как ребенок, вопит или что есть ему хочется или живот болит и надо постоянно думать об этом и чистить и выносить, — в самом деле, служение человеку какое же скучное серое дело!


Собственность.

Собственность есть последствие материализации личности, и мы лишь потому настроены против собственности, что в ней часто заключается власть над другим человеком. И только если личность совершенно совпадает с обществом, как у пчел, исчезает личная собственность. А наш нынешний продолжительный коммунизм похож на практику скопцов: режет яйца у человека, оставляя полноту воображения. Да и не одного воображения: ведь душа-то собственности есть власть над человеком, а разбив материю собственности, домогатели гораздо легче находят себе дорогу к власти.


Фукс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное