Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Так было не один год. Летом этот хлеб обыкновенно каждый день выбирали и после обеда, раскрошив его, бросали в лоханку в коровье пойло. Эта лоханка стояла у нас под окном, и все, что делалось на огороде, из кухни было видно.

С этого разу так и повелось: старуха от нашего стола делает запас для себя, а грач старухин хлеб запасал себе. Очень нас это дивило, что грачи тоже, как мы, думают о завтрашнем дне, собирают запасы и тоже, как мы, обманывают друг друга.


<На полях:> Так и старуха наша — это ведь замечательно: она ведь думала, что мы не заметим ее, не оценим, и собирала запас.


25 Мая. Продолжается жара. Вчера вечером пришел «поэт Вечерний» (Кассиан Федорович), часы, Гедройц. Чего не бывает на свете!

Познакомился с художником Влад. Ивановичем Соколовым{94}.

Был у Тиайна.


Пушица со старых осин, как снег идет. Молодые осины сейчас, весной, своим цветом празднуют осень, а когда осень придет, опять как весной загорятся, выделяясь из всего леса своим пламенем. Цветет бузина. Начались ландыши. Подумал, бабы идут с ведрами за водой, а оказалось, это под барабан маршируют пионеры. Мухи, пчелы, жуки, так много всего на солнце, что иногда кажется, будто где-то вблизи люди между собой разговаривают. И вот хоть убей, а на такой жаре пахнет свежим, горячим вареньем.


Homo sapiens. Очень много в человеческом мире суждений поверхностных, потому что судят не по своему личному опыту, а как это видится со стороны. Напротив, о спаривании человека говорят больше по себе, воображая, что свое тайное становится явным. От этого, вероятно, и представляется человеческий coitus[7] чем-то совершенно особенным, чем у животных.


О смерти люди обыкновенно судят не по себе и оттого очень ее боятся, и нет больше предрассудков, чем о смерти. Напротив, о любви говорят только по себе и глядят в глубину. Смерть видят все понятно, а увидеть, как спариваются Homo sapiens… как это увидеть? Есть, конечно, сладострастники, которые специально за этим охотятся, но разве они видят со стороны: они такие же заинтересованные участники, как и сами любовники. Мне за всю жизнь этого не приходилось видеть ни разу, и когда я представлял себе возможность этого где-нибудь вблизи дороги весной на траве, то всегда было противно, отвратительно. Пожалуй, такое в общественном месте считали бы самым позорным для человека. И вот на днях случилось мне это увидеть…

Пришел ко мне мальчик и позвал смотреть гнездо совы. Некогда было, я попросил отложить это до завтра. Но оказалось, что мальчишек собралось у гнезда немало, всем хотелось поскорей разорить гнездо и сдерживать <2 нрзб.> невозможно…


27 Мая. Продолжается жара. Цветут все сады. Вчера ушел гость. Я думаю, что он из семинаристов, потому что, во-первых, окаянный, во-вторых, пишет, в третьих, имеет благодушное сентиментальное чувство к природе. Он изнасиловал Иванова-Разумника, Ю. М. Соколова, Воронского, Ценского, Цявловского, меня… Является неожиданно, рекомендуется поэтом, читает стихи, среди которых есть и неплохие, просит написать о них несколько слов. Все пишут, не подозревая, что своим именем дают паспорт, возможно, отъявленному негодяю. Разумник дал ему рекомендацию к Гедройцу, а тот написал, что он у него украл золотые часы. И я, зная это, все-таки написал ему исключительно от охватившей меня радости, когда узнал, что он уходит.

Похож на волка. Стихи — волчий вой. Думаешь об этом человеке-волке и понимаешь, что только семья может быть школа альтруизма, социализма, коммунизма. Без этого воспитания внутреннего, люди вырастают волками, хотя будут служить, работать на соцфабриках, участвовать в профсоюзах, выполнять всякую «общественную нагрузку».

Насильник (восп<итатель> Козочки){95}, как вечный фактор.


28 Мая. Барометр падает три дня, и вот сегодня, наконец, серое небо и капают теплые капли.

Вчера приехал родственник Коля (Ник. Алекс.) Булгаков, симпатичный, но какой-то вареный молодой человек (23 г.) И не у дел. Говорит, что много таких из интеллигенции. Тоже и в деревне, своего рода «лишние люди».


Пошел прочный слушок о переменах в денежной системе. Вероятно, это будет к осени. И надо ожидать полное отстранение художественной литературы. Ввиду всего этого, а так же и возможности писать заграницу, начинаю серьезно заниматься зверями.


29 Мая. К жаре теперь присоединился знойный ветер, перебегают бесплодные тучи, духота.


Непротивление злу.

Надо разобраться, какое зло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное