Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Представленная на конкурс в 1945 г. на лучшую детскую книгу сказка-быль «Кладовая солнца» удостоена на этом конкурсе первой премии - является очень характерным образом всего творчества М.М. Пришвина.

В этой сказке жизнь болота с его зверями и птицами описана с точностью естествоиспытателя и в то же время в совершенно сказочном преображении.

5 Февраля. Мое рождение и «Гебуртстаг».

Оттепель с солнцем, совсем как весной. Вечером долгий дождь.

Утром выручал номер машины в милиции (отняли у Солодовникова за колпаки) <Позднейшая приписка рукой

39

В.Д Пришвиной свалились на улице - беззаконие> Лева обедал. Вечером ходили получать деньги за «Милочку». После пробовали зайти в церковь (надо же как-нибудь и к чему-нибудь вывести годовщину моего рождения и нашего брака geburtstag). Но церковь была заперта.

Татьяна Васильевна Хорькова, дева лет 30, завела романтическую переписку с фронтовиком. По письму ее приехал военный шофер и уехал. Через законное время Хорькова пошла «под декрет» и родила. Но ребенка заразили в больнице и он через несколько дней умер. Вместо того, чтобы сохнуть деве по ребенку, она вошла во вкус: она еще молода и может еще родить много. И она стала искать мужчину с единственным расчетом родить от него нового ангела. (В рассказе «Жених») хорошо бы вывести параллельно двух женщин: одна, как Хорькова, ищет мужчину, хладнокровно выбирая из расчета иметь ребенка, другая Жениха (личность).

Мой пасьянс очень простой: выкладываются из колоды 4 карты четырех мастей и на них наращиваются все остальные карты. Я заметил, что когда приходят в основание дамы, то пасьянс у меня не сходится. Карты во все времена питали суеверие, меня, понятно, это тоже коснулось, и я про себя, конечно, не доводя до полного сознания, поверил: дама пришла - ничего не выйдет. Однажды это ясно дошло до моего сознания, и я спохватился в борьбе с нарастающим суеверием. Я даже дошел до того, что вину перекладывал на пиковую даму: потому дама прекрасная не приходит ко мне, что среди них Пиковая дама.

Довольно, сказал я, пусть дама не приходит ко мне, а я сам возьму: не выйдет раз, два, три. В конце концов, должно же выйти! Так я и сделал. И вот нужно же так: сотни раз я складывал этот пасьянс и не мог добиться удачи, когда даму я ждал и она приходила сама. Но как только я сам взял ее в руки и сам поставил на нее пасьянс - с первого разу вышел. И мало того, с тех пор пасьянс вообще не хуже стал складываться при дамах, чем при других картах. И

40

даже я наблюдал некоторое нарастание суеверия в другую сторону: именно когда дамы приходят, мне кажется, они приносят мне счастье.

И вот уже действительно наступило время: дамы приходят и все такие хорошие. Сегодня прислала письмо из Краснодара Вера Васильевна Горовленко, и чувствую, что такое письмо может получить не всякий писатель и что тут дело уже не во мне, а в вере моей.

6 Февраля. Приходил Перцов поздравлять с «Кладовой солнца». Я слишком много высыпал ему бисера.

Он, между прочим, сказал, что, прочитав мою сказку о мальчике-герое, <...> сказал себе: значит все это правда, чудесные силы русского народа, и так впереди будет все хорошо.

Думал ли я об этом, когда писал свою сказку!

7 Февраля. Приходил плотник для постройки обители моей на Истре.

Адрес его: ст. Переделкино Киевской ж. д., пос. Чоботы, Северная улица, дача Бабушкина.

Василий Иванович Федотов.

8 Февраля. Хватил мороз 23 градуса!

«Жених» проясняется: это две сестры, Зина и Катя, живут в большой квартире (изобразить выразительно как у Диккенса, или как у меня животные в болоте с темой их душ: ненавидят все советское, но делают отлично по чувству добра; среди них опровергающий громкоговорителя).

Мышеловка. 5-го февраля стукнуло 73 года, а я все не унимаюсь, и пустая мышеловка кажется тайной. Я сказал об этом Ляле, и она мне: - Ну, брось, какая в этом тайна: это у всех - мышеловка.

Да, конечно, она так измучена болезнью матери, что не до этого... И мне это передалось, и во мне перестала действовать та сила, и тайна исчезла, и мне стало это у ней,

41

как у всех: мышеловка, и я стал в этот раз к женщине, как доктор. Так оно прошло. (Памяти В.В.Розанова.)

9 Февраля. Мороз. Вот какая зима слабая, что мало-мальски мороз - и радуешься.

Подал прошение о финском домике, завариваются планы на Истру.

Спокойно нарастает уверенность в том, что «Жениха» напишу: это будет человеческая повесть, но будет написана так же просто, сильно и увлекательно, как «Кладовая солнца».

Володя говорил вчера, что раз Перцов приходил, значит ему от «Кладовой солнца» запахло Сталинской премией.

Радость до бессмертия, страдания до конца мира и отупение до бесчувствия, и все это нисходит на людей в ,той или другой мере, образует характеры, делает лица, и между ними течение токов, понимаемых ими в борьбе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное