Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

26 Октября. Вчерашний снег удержался, и с утра снежная метель. Итак, значит, первый зазимок, выпавший в среду 23-го, частично уцелел и теперь все крепнет.

Какой пустяк «Золотой портсигар», а напечатал и как орден получил: звонят и звонят по телефону и поздравляют. Это показывает, что люди, принужденные лгать, в душе своей чувствуют правду и хотят ее и ждут. Вот почему и я так рад.

Дети, все дети – и все настоящие наши физические дети, и те взрослые, пожилые и вовсе старые люди, кто сохраняет в душе себя самого как своего ребенка! Все мы когда-то вышли на свет из темной утробы нашей матери. Все мы вышли из тьмы и все мы движемся к свету, и вместе с нами совсем рядом из темной земли поднимаются к солнцу деревья, былинки, соломинки, цветы, и вместе с нами поднимаются, живут.

Там, где человек – это я.

Там, где каждый из нас выступает за себя <зачеркнуто: там и рождается собственность> там след ноги на песке – остается собственность. Хорошо это или плохо? Это неплохо и нужно, если нога собственника ступает по 

693


незанятой земле. Но как только по этой земле другие прошли, надо глядеть, чтобы не поставить ногу свою в чужой след. Вот почему нас всех так манит к себе девственная природа, земля, по которой еще не ступала нога человеческая. Вот почему иной раз мы даже и вовсе землю бросаем – нам тесно становится, и мы летим на путь искусства, и там ищем путей, по которым никто никогда не ходил.

Падает дубовый лист осенью, и навсегда падает, и удобряется почва там, где он упал. Вся жизнь его была от весны и до осени, а мы, люди, тоже ведь листья от всего человеческого дерева, каждую осень падаем и знаем, что весной мы снова будем жить. Мы тем только и отличаемся от листьев древесных, что это знаем, а живем как бессмертные и не хотим вовсе считаться с тем, что и нам, как листьям, когда-то придется тоже лететь. И мы все упадем и удобрим ту почву, где нас < зачеркнуто: закопают>

27 Октября. Утром снег еще лежит, но мягко, и возможно, что среди дня будет таять.

Не есть ли «тоталитаризм» то самое, чему я ищу имя свое и пока называю его «весь человек?»

Тоталитаризм есть война против всего человека без различия положения, возраста, пола.

А то, что у меня – это весь человек, во всем своем составе, в различии и совокупности, в процессе творчества мира.

Оптимизм рождения: не гео-, а гено-оптимизмом...

28 Октября. Вчера весь день пробыл на нуле и все было как Великим постом: тепло, тихо и не таяло. Map. Вас. ездила на дачу и говорит, будто там лежит в у2 метра снег (поменьше, конечно, но лежит).

Женщина в своих разговорах высказывается о мужчине приблизительно как великие державы о колониях, в

694


том смысле, что колония сама по себе совершенно пассивна и ее забирают как вещь. Так и мужчина в этих высказываниях представляет из себя пассивный предмет борьбы женщин между собою. Вот Ефр. Павл. с детьми всю вину за меня перекладывает на Лялю, и даже Игнатовы понимают все так, что я влюблен и забран.

А как у Алексея Толстого было тоже: все легло на Людмилу.

Жизнь переела гордость, и так бывает у всех, и оттого мы делим людей уже после борьбы и в победе над жизнью, в их состоянии смирения и мудрости.

28 Октября. Зазимок держится при легком морозце вот уже пять дней, и некоторые думают даже, что это зима.

«Женщину будущего» приняли в «Огонек», только просят другого заглавия. Почему? Назову «Наша юность» (из биографической книги «Моя страна»). Посмотреть, не годится ли из «Канала» рассказ Волкова. Надергать книгу «Дорогие звери» для издания в Зоопарке?

В Белоруссию решено не ездить: необходимо в этот зимний сезон в Москве впитать в себя современность. А то, как ни странно, произошло с поворотом в «Лит. Газете»: полное неприличие и даже безобразие, и между тем хорошо.

«Основная свобода есть свобода слова» (сказали на Ассамблее).

Раздумье: свобода слова наверно родилась от французской революции или раньше, когда родилась личная инициатива, мать всех свобод. На этой почве и началась борьба личности с жуликами жизни (борьба «Марсельезы» с «чижиком»). В конце концов, «чижик» победил Фауста и мир заполнили чижики цивилизации.

695


Все привело к войнам и выдвинуло коммунистов, как борцов за мир в мире. В этом и есть сила коммунистов, и это они блестяще демонстрировали на Ассамблее. Сколько мы ждали, чтобы коммунизм вышел на суд мира, и вот он вышел.

Мы думали тогда, что это у нас нет слов против коммунизма по нашим личным грехам («мы просрали Россию»). Но теперь оказывается, что и там, в большом мире, тот же грех не дает веса слову, и защита свободы слова есть прямое посрамление слова.

Становится понятным свое постоянное смятение за все тридцать лет вплоть до последней записи о каком-то следе, встречающем на земле везде другой след (запись 26 окт.). Ведь это все борьба за себя, за свою инициативу, за личность, за... свободу слова. Так я в своем тяжком испытании подошел к самой грани нового начала (т. е. старая инициатива, сбросив с себя все шкуры, выползет из них, как змея: шкуры будут сброшены, но сама змея, мудрость, начало начал, должна сохраниться).

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное