Дневники. 1946-1947

Например, когда последний луч оставил глаза крысы – ничего и не осталось: крыса, как все крысы, спустилась, переплыла к берегу и скрылась, как все крысы. Но у человека свет остался и после того, как солнце подняло свои лучи. Человек сам пошел за лучом солнца и увидел ящерицу, что ящерицы движутся выше. И когда ящерицы остались без света, человек стал этим светом – свой свет (костер), и ящерицы стали спускаться, и крыса водяная, и все звери. (Вот тогда, когда звери подвинулись, остров перегнулся – и все стало понятно: человек вобрал в себя свет и стал как солнце.)

12 Октября. Еще солнечно морозное утро. Вчера начало теплеть и стало хорошо.

13 Октября. Пасмурно. Гоню «Мою страну».

14 Октября. Тепло, моросит.

Жизнь в диктатуре подводит к мысли, что [такое] человеческая история – усилия человека в ней сводятся к тому, чтобы все небывалое и чудесное сделать бывалым или законом. В искусстве это особенно заметно, когда критик встречается с чем-нибудь новым: он всегда начинает с поисков

687

родства этого нового с чем-нибудь в прошлом, [чтобы] свести это к чему-нибудь бывалому. А нет того, чтобы [встретить] небывалое как чудесное, как встречает его ребенок – не в оболочке причин, а само по себе. В этом, вероятно, и есть разница между культурой и цивилизацией: культура – это встреча небывалого, а цивилизация – проводы. Гоню «Мою страну». Два-три дня и кончу.

15 Октября. Пасмурно и большая теплынь, как весной. Надо бы ехать за саженцами, самое время деревья сажать.

Книгу свою «Моя страна» заканчиваю. Остается вывести последнюю запевку «Царь природы» – и все!

17 Октября. Очень тепло и пасмурно. Ляля сказала в мастерской примусника Никитина, что едет сирень сажать. – Сирень сажать! – сказал Никитин. – Я, конечно, рад, что вы это можете, но нигде не говорите об этом – делайте тихонько, а то до того ли людям теперь. Сирень сажать!

И начинается в душе не то спад, не то разлив, известные всякому русскому... И так у нас каждая возникающая личность, как «сирень»: совестно и хочется поскорее закрыть себя от людей. А на Западе сейчас <приписка: под водительством Бердяева> возникло движение среди интеллигенции – «персоналисты».

18 Октября. Продолжается очень теплая и пасмурная погода. Вчера написал и послал в Лит. газету «Золотой портсигар» и купил, наконец, приемник «Урал» за 1700 рублей. Краткое руководство управления огромным неизвестным посредством пяти регистров дает возможность каждому через четверть часа усвоения правил превратиться в собаку, потому что только собака может так спокойно быть в обществе такого неизвестного, как человек. И то особенно интересно, что чем ближе становишься к делу управления аппаратом, тем дальше отходишь от сущности его, и специалист, конечно, всех дальше: тот весь целиком поглощен техникой.

688

Великолепная мысль привлечь Михайлова к моему юбилею. Ляля начинает его обзванивать.

Заканчиваю «Моя страна». Сегодня услали Map. Вас. за сиренью и жасмином. Вот где, кажется, самый центр неизвестного: человеку 75 лет, жизнь его на волоске, вокруг него люди мрут от голода как мухи и ждут худшего, только худшего: новой войны. А он сажает сирень! И мало того – он не один и, может быть, не было времени, когда бы так страстно не хватались люди за растения: все кто может сажают сады. Это значит, во-первых, что люди живут как бессмертные, презирая свое знание смерти. Во-вторых, это значит, что лучшее у человека есть действительно сад (рай).

Саша Яковлев помог мне установить приемник «Урал».

19 Октября. Москва – Дунино. В предрассветный час тепло (очень!) и моросит дождик. Собираемся сегодня ехать в Дунино сажать сирень. «Мою страну» закончил, осталось пронумеровать и прочитать.

20 Октября. Дунино. К вечеру холоднело над рекой и постепенно исчезало во тьме. Осталась только холодная река и на небе ольховые шишечки, те самые, что остаются на всю зиму висеть на голых ветвях. Мороз на рассвете не побоялся теплого неба, плотно закрытого облаками, и держался долго. Ручьи от колес автомобиля подернулись прозрачной корочкой льда, с вмерзшими в него дубовыми листиками, кусты у дороги стали белыми, как цветущий вишневый сад. Так и дождался мороз, пока не одолело солнце, тут он получил поддержку, окреп, и все стало на земле голубым, как на небе, и в природе было, как в словах молитвы человека: «Да будет воля твоя на земле, как на небе».

Как быстро мчится мое время! Давно ли я сделал эту калитку в заборе, и вот уже паук связал верхние концы решетки паутиной во много рядов, и мороз паутинное сито переделал

689

в белое кружево. Везде в лесу эта новость: каждая сетка паутины стала кружевной. Муравьи уснули, муравейник обмерз и его засыпало желтыми листьями. Последние листья на березах почему-то собираются к макушке, как у лысого человека иногда последние волосы. И вся облетевшая белая береза стоит как рыжая метелочка. Эти последние листики, бывает, так и остаются в знак того, что и те листья, которые опали, недаром опали и снова воскреснут новой весной.