Дневники. 1946-1947

29 Декабря. Вчера мы съездили с Оршанко вдвоем в Дунино. Погода была мягкая (плюс 2°), таяние снега было малозаметно. Видел своих коз – толстых, белых, распушенных. Видел у т. Дуняши мать ее 85 лет, у нее 28 внуков и 12 правнуков. По годовым праздникам собираются вместе. Мечта о золотой полосе – как работали для себя и как работают в колхозе.

– Какая была полоса! сколько людей вырастили на своей полосе!

– Бабушка, никто не виноват, что время переходит: весь мир сейчас голодный. И везде наступают коммунисты. Видно, нельзя больше так жить, чтобы думать только о своей полосе. Вам полоса, другому миллион – все о себе. Нужно служить не себе, а собой служить, и не своей семье, а всему обществу.

Ей 85 лет, но она из Введенского сама пришла и теперь слушала внимательно, стараясь вникнуть в смысл слов. И вникла, но чем больше вникала, тем ярче выступала прежняя счастливая жизнь.

Материализм – это средство существования в руке властного человека, идеализм – это слова. А в общем, в точности искушение в пустыне. И с этой точки зрения каждый, изменивший Слову, – изменяет Христу.

Так ясно было вчера в разговоре со старухой, что это мы спорили с Библией, что в этом спор времени: служение роду (своему) сменяется служением обществу, что коммунисты держатся, сами того не зная, за чисто христианскую идею универсализма и борются с родовым эгоизмом, что сами христиане исторически уступили христианство свое роду.

767

30 Декабря. Сиротская зима продолжается. Вчера был у меня Шахов с хвалебным рассказом обо мне.

Он – самовлюбленный Нарцисс, глядится в природу и это свое обезьянье отображение противопоставляет идеям коммунизма. Конечно, он и глуп, но раздражает меня тем, что я в нем, как в обезьяне, вижу себя: ведь я тоже и такой как он, тоже что-то такое самобытное, личное хотел противопоставить советской власти и тоже так ходил петушком, пожиная похвалы подобных себе.

Но к счастью, талант мой включает способность выходить из себя до такой степени, что после я сам дивлюсь, как я, вот такой, какой я существую, глупый, робкий и неугодливый, мог так красиво, и умно, и хорошо написать. Так и в природе, в уединении, как в зеркале, я благодаря этой способности вижу не себя, а того большого человека и, может быть, всего человека, идущего все вперед и вперед.

Впрочем, все поэты содержат в себе глупого Нарцисса, он почти обязателен для каждого, но талант, наверно, и содержит в себе непременно то самое поведение, которое спасает нас от Нарцисса, и, может быть, именно это поведение мы и называем талантом: талант остается при себе, но людям показывается в лицах, какие только ему ни вздумаются.

Вот эти лица сотворенные называются образами и отвлеченно формой, а тот сам, остающийся при себе, творец, представляется нам как «содержание» вещи.

Итак, почему Нарцисс обязателен для каждого? Потому что нельзя догадаться о другом, не поглядев на себя: по себе люди спервоначалу судят другого, мерят на свой собственный аршин. Только потом, меряя, в долгом опыте научаются прикидывать к своему аршину или отбавлять, те, кто больше меры – умнее, кто меньше – дураки.

Нарциссы – это глупые, ограниченные собой, своей мерой, люди, вот и теща моя такая, а Ляля, меряя людей, как и все, сломала давно свой аршин и куски зашвырнула. Сущность таланта, его «поведение» именно и заключается в отстранении и утрате своей меры, в выходе из этого времени и

768

пространства и замене их новыми мерами сказочными: в некотором царстве, в некотором государстве, при царе Горохе.

Куда же причислить такие таланты, как Михалков, Зубакин? Скорее всего – это промежуточные люди, которые недалеко отходят от себя и возвращаются с ношей к себе, и у себя дома все поедают.

В понятие поведения, исходящего из таланта, включена воля, отличная от обычной разумной, логической воли.

В Моцарте и Сальери и показано столкновение этих двух поведений: обычного логического у Сальери и поведения из таланта – сверхлогического.

31 Декабря. Вчера весь день лило с крыш и все сосульки сорвались и погибли. Сегодня морозно. Две неприятности: 1) выход сборника «Охота в Подмосковье» без меня; 2) провал новогоднего фельетона «Хитрый пятачок».

Мне в «Пятачке» хороший урок: я начал зазнаваться в мечте, что будто бы могу силой своего таланта, индивидуальности обороть силу условий обезлички. Мне удавалось это делать в маленьких скромных вещицах, но в этом случае я размахнулся пошире и мне сейчас же утерли нос. А если бы не утерли и напечатали, то, может быть, для меня было бы хуже: соблазн вырастания из обыденщины увлек бы меня и, может быть, потом утерли бы нос, и публично, как непременно утирают всем, и Фадееву, и Симонову.

Остается мне отступить и писать роман, и добиваться издания книг. Помнить, что «Кладовая солнца», крупнейшая вещь, могла появиться, никого не раздражая яркостью индивидуальности, и что, значит, индивидуальность свою можно укрыть в позволительной форме, и что нечего винить большевиков, если сам сплошал.