Утром был в Национальной галерее. Пожалуй, все очень любопытно, остров — как другой мир и в живописи, мир английский, тайный, со своими обычаями и пониманием времени. Интересно то, что, когда подходишь к «мастерам» — Гойе, Рембрандту, Пикассо, Матиссу — будто другое напряжение и иной свет от картины. Сразу же иная точка отсчета и иной от них «ветерок». Запомнил портрет Гойи — белое лицо в луче света и черное платье; Эль Греко, с его сильной фигурой святого в черном; и «Отдых на пути в Египет» Рембрандта: в темноте осел, силуэты, в том числе и Марии с еле различимой куколкой на руках — фигуркой Христа, огоньки смутного дома на горе, куда их не пустили, или куда, заробевшие, они не постучались, крошечный костерок. И вот мысль — во всех этих работах, вроде бы следуя жизни, художник до предела усложняет свою техническую задачу: и белое в блике солнца, и ночь, поглотившая почти все, и резкий до гротеска святой.
Днем были в гостях у писательницы С. — дивная старуха-романистка. Чуть ли не 10 человек детей, фраза одной из ее дочерей: «Мама, я родилась одинокой». Один из сыновей — дебил. Беседа в прелестной маленькой гостиной. Бутерброды, закатанные во что-то вроде блинов. С сережками из янтаря и желтизной в волосах, 50-летняя дама. Говорила о личной жизни О. Уайльда и Моэма. С какой радостью писательницы на это накинулись!
Вечером — ирландский клуб. Читают вслух древние тексты. Извлечение сокровищ из небытия.
Вечером встреча в доме писателей. Все нелепо, без интереса у нас и публики. Присутствовал соглядатай из посольства, Хорев. И ему и окружающим все до лампочки.
Интересные ребята — преподаватели из Тринити-колледжа. Джон Мюрей. Днем гуляли там. В университете очень славно.
Днем ездили в музей Джойса, туда на автобусе, возвращались на электричке, вдоль моря по каменистому, при отливе в старых водорослях, песчаному берегу.
Башня Джойса — здесь есть какая-то история: сами эти башни для тяжелой морской артиллерии, сделанные на случай высадки армии и флота Наполеона. Есть какая-то тайна в приглашении сюда 22-летнего Джемса, в его недолгом пребывании, в бегстве. Внизу музей с немногими предметами, еще не ставшими по-настоящему музейными. Испытываю священный трепет — будто бы возникает новая религия. Второй этаж: металлическая кровать, гамак, стол, камин, печка металлическая, полка с предметами. Стол с неубранными бутылками пива — 1-я страница «Улисса».
Надписи, «впаянные» в асфальт центральных улиц: страницы из великой книги «Улисс».
Записал еще надписи из путешествия Улисса — напротив кафе Харрисона. Это в записной книжке.