В день отъезда объявили о смерти К.У. Черненко. Уже в Костроме смотрел по ТВ, как покойного сухо и без интереса хоронили по большому ритуалу. Понравилось лицо Горбачева — спокойное, уверенное в себе, и его речь, объясняющая какую-то спокойную истину. После В.И. Ленина — это первый юрист у руля государства и, пожалуй, первый, получивший нормальное университетское образование. Смотрится Горбачев преемником Ю. Андропова, о котором не забыли и вспоминают с уважением. Будет ли через год кто-нибудь помнить о Черненко?
В Костроме кисну. Прочел книгу певца Николая Гедды. Хороши страницы о Караяне: жесткая точка зрения. Витя поставил очень хороший спектакль «Васса Железнова». Сравнивая с ним мою «Гибкую пластинку» и шукшинских «Петухов», я понимаю, что это были лишь подходы. Жаль, что кое-где артисты не дотягивают, читается лишь возможность...
В Костроме одновременно со мной был Валера Подгородинский, начальник управления из министерства. Подначил его выдвинуть «Вассу» на Госпремию.
Пишу очерк о Л. Свердловой, может быть, со временем написать маленькую книжечку «Костромичи»? Свердлова замечательно играла в моем спектакле.
С отдельной бумажки, на которой в театральном музее в Ленинграде я делал заметки, переписываю. Из поденной книги Александринки:
Это «Ревизор». Автор — Гоголь. Император сочинителю подарил кольцо с бриллиантом. Вот как умели держатъ идеологический удар и отводить его.
И ситуация, и народ все те же, привычные. Из новых людей познакомился с Гр. Гориным. Безумно смешно рассказывал, как Андрей Миронов разыгрывал его по телефону. Григорий должен был уезжать в Женеву на какие-то съемки, а Миронов из Перми (с акцентом) допытывался: почему г-н Горин едет без «мадам». Вечером Е. Сидоров, я и Миша Козаков спорили о Евтушенко. У Миши проскальзывает некая зависть. У нас с Женей единая позиция. Евтушенко из времени не вынешь, его маска — слагаемое наших дней: как Битлы, как сборище на Маяковской.
Пишется плохо, как и всегда, когда я между многими делами: пьесы по «Имитатору», спектакль пойдет в театре Ермоловой, (право постановки я отдал В. Фокину, забрав у Табакова, которому тоже сначала обещал. На афише будут стоять два имени: мое и С. Михалкова. Он — паровоз) и новой пьесой «Сороковой день». В министерстве, в сценарной коллегии, с прохождением пьес те же трудности. Все рутинно.
Вечером ходил на «Творческий поиск Владимира Высоцкого». Много пленок с телевидения — перевели в кино, неизвестных: из Венгрии, из учебных фильмов. Очень талантливый человек, но много невнятицы. Часто интерес возникает на уровне протеста или социальной нескромности. Ведут: некий «искусствовед», актер театра на Таганке, журналист из «Литгазеты» и «артист МХАТ» Всеволод Абдулов. Зал был почти полон, хотя в стране интерес к Высоцкому утихает — он с магнитофонов сходит. В своих выступлениях ведущие с провинциальным почтением похваливали товар. Например, что песни Высоцкого, даже заказанные для фильмов, не входили в картины, потому что своим содержанием как бы фильм исчерпывали. Я все же думаю, что феномен Высоцкого больше связан с его личностью, маской, его театральной грубостью и приблатненностью во времена тиши и глади. Своей судьбой поэт оплатил эти два с полтиной с каждого за нынешний концерт.
В машине я часто слушаю Высоцкого. Чем-то меня он околдовывает. Смесью литературной наглости (где другой литератор поискал бы тонности или постеснялся вторичного, он берет и повторяется или ставит самое расхожее, но, как у таланта, у него все в строку) и провидческого озарения. Сколько схожего... «Мне руку поднял рефери, которой я не бил...»