Дневники. 1984

23 марта, четверг. Вчера вышла «Литгазета» с рубрикой «Впечатление художника» — большой невыразительный рисунок к «Соглядатаю». Это немножко подсластило пилюлю. Два последних дня шел пленум СП. Выборы в Верх. Совет прогремели как салют, но практически два дня шел спор из-за правления «Сов. писателя», Стреляный, который добивался места директора, вышел из игры. Судя по спискам, издательство захватывается силами мрачноватыми. В конце первого дня я в реплике сказал: все, что происходит — незаконно. Действительно, не было кворума. Полное число избирателей 539, участвовало в выборах в депутаты 341, но в выборах в «Совписе» (в голосовании за Стреляного 60 с чем-то «за» и 70 с чем-то — «против». Округляем —70 и 80 — 150, нет и половины.) Утром И. Дедков сказал о ликвидации выборов. Проголосовали. «Мы не формалисты» — это припев Сталина на XIV съезде. Хотя закон начинается с воплощения формальности.

Вся Москва обклеена плакатами в защиту Ельцина. Да не так уж хорош этот Ельцин, но ведь Зайков не осмелился баллотироваться по Москве. Вчера по ленинградскому ТВ выступали Чичеров и Паршина — фамилии этих двух рабочих в сообщении ЦК, в той части, которая касается «будущего» дела Ельцина. Судя по всему, они отмывались и отмазывались от оппортунистских шалостей. Хотя и в их репликах (особенно Паршиной) — генетическая неприязнь «рабочих», ставших в наше время членами ЦК именно из-за своего социального статуса (рабочий, партия), к крепким управленцам, да еще к такому политику, который готов вынуть почву из-под создавшегося порядка, из-под их членства в ЦК.

Итоги голосования в депутаты: против Астафьева — 70, Распутина — 55, Залыгина — 48, Воронова — 87, больше всех.

29 марта, среда. Москва. Совершенно забросил дневник. Вялость и подавленность чувств. Все то же ощущение обойденности, с которым борюсь. Все время уговариваю себя: писатель должен сражаться другими методами. Но слово «сражаться» также не подходит: жить иначе, нежели обыватель. Жить с народом — это не значит жить в хлеву.

Прошли выборы. По Москве они отличились безоговорочной победой Б.Н. Ельцина. Этого воспитанника системы и по-крестьянски скрытного демагога мы сделали национальным героем. Посмотрим, что будет дальше, средства массовой информации до конца боролись против него. В день выборов во «Времени» «ненароком», «мельком» показали несколько бюллетеней: из них 3 с зачеркнутой фамилией Б.Н. Ельцина и лишь один с зачеркнутой фамилией Бокова. Даже в своих мечтах, в подсознании, ТВ сражалось до последнего. А как меня отчитали за упоминание его во время избирательной кампании.

Вышли в «Литроссии» два моих материала: рецензия на А. Цыганова и интервью из Дубултов. Не молчу, что хорошо.

Позавчера, кажется, придумал новый роман. Чувствую, хотя опасений здесь много, остановлюсь на этой идее. Роман будет называться «Казус». Некий историк пишет учебник и думает, как бы обойти «казус» с перестройкой. На трибуне мавзолея Чурбанов, Нина Андреева. В романе. А может быть, это молодой аспирант, приходящий к профессору на консультацию. Коротич — консультант по той смутной эпохе и т.д. Закончу повесть, начну писать. Повесть сейчас меня волнует больше всего: задерживаю.

Вчера обсуждали Витю Обухова: интересно, но все доказывают не то, что они пишут, а что могут писать. Отдал Килундина Кирееву. Не плохо ли я поступил? Но так слабо по языку!

31 марта, пятница. Закончил трехдневную голодовку с яблоками для очистки печени. Возможно, было несвежее оливковое масло. Жизнь медленно и мучительно крутится вокруг своих осей. Потихонечку пишу «три верблюда» (Реквием) и подхожу к «Казусу». Духовная жизнь застыла на месте, очень низка работоспособность, потому что не хватает времени. И еще гнетет меня возможность остаться без денег.

Сегодня «Добрый вечер, Москва». Деньги ли это для меня? Конечно, в первую очередь, возможность высказаться.

Ночью, в 2 часа, проснулся и читал Белля. Его «Дневники», фрагменты которых напечатала «Литгазета». Очень много близкого мне. «Если я становлюсь похожим на других людей, я умолкаю. Именно поэтому лищь я твердо сознаю свои отличия от других. Но сразу перестаю быть в чем-либо уверенным, едва начинаю подпевать хору» (1939). «Я считаю, автор ни на йоту не должен чем-либо поступаться ради публики, ни шагу не должен делать ей навстречу».

4 апреля, вторник. Забыл написать, что в прошлый четверг выступал у пенсионеров где-то в районе м. «Аэропорт». Сегодняшняя библиотека, типичная обстановка. Старые люди жмутся друг к другу, понимая, что только в этой общности, слушая друг друга, воспринимая друг друга всерьез, они будут вызывать уважение.

Параллельно слушанию: пока идет работа мозга, идет жизнь. Моя литература — это литература моего данного момента.

Сколько моих рассуждений стали рассуждениями людей.

Точка зрения по «Имитатору»: расчет делается на мелкость людей.

Вчера читал Набокова (начал роман «Пнин»).