Дневники

17 августа. [Текуча.] Переход от Фокшан до Текучи, во время которого я как-то съехался с генералом и Столыпиным, проехал время приятно, ежели бы не завтрак, во время которого я был нерешительно-стыдлив. В полдень выспался, прочел чудную комедию "Бедность не порок", погулял и написал несколько страниц. [...]

20 августа. Окончил "Рубку леса". Schwach [плохо (нем.)]. Обедал у Столыпина, был слишком резок с Крыжановским. [...]

24 августа. [Васлуй.] Дневка в Аслуе. Я испытал нынче два сильных, приятных и полезных впечатления. 1) Получил лестное об "Отрочестве" письмо от Некрасова, которое, как и всегда, подняло мой дух и поощрило к продолжению занятий, и 2) прочел З. Т. Как странно, что только теперь я убе 1000 ждаюсь в том, что чем выше стараешься показывать себя людям, тем ниже становишься в их мнении.

[...] Все истины - парадоксы. Прямые выводы разума ошибочны, нелепые выводы опыта - безошибочны. Я осудил нынче Столыпина, гордился письмом Некрасова и ленился. 3) Важнее всего для меня исправление от бесхарактерности, раздражительности и лени.

6 сентября. [Скуляны.] Важнее всего для меня в жизни исправление от лени, раздражительности и бесхарактерности. Любовь ко всем и презрение к себе!

11, 12, 13, 14, 15, 16 сентября. [Кишинев.] Ездил в Летичев. Много нового и интересного. Болел зубами. [...] Высадка около Севастополя мучит меня. Самонадеянность и изнеженность: вот главные печальные черты нашей армии общие всем армиям слишком больших и сильных государств.

[...] Получил "Детство" и "Набег". В первом нашел много слабого. Временная - при теперешних обстоятельствах - цель моей жизни - исправление характера, поправление дел и делание как литературной, так и служебной карьеры.

17 сентября. Вел себя дурно. Ничего не делал, вечер бегал за девками, против предположения выходил со двора. План составления общества сильно занимает меня. [...]

23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30 сентября, 1, 2, 3, 4, 5 октября. План общества перешел в план журнала - для большей части 7-ых, но не для меня и для Фриде. По случаю журнала я не еду, и журнал подвигается слабо; я мало работаю и веду себя дурно. Завтра приезжают князья. Пускай это будет для меня эпохой. Мне необходимо написать статью в пробный листок. [...]

21 октября. Много прожил я жизни в эти дни. Дела в Севастополе всё висят на волоске. Пробный листок нынче будет готов, и я опять мечтаю ехать. Столыпин, Сержпутовский, Шубин, Боборыкин едут и уехали. [...]

2 ноября 1854. Одесса. Со времени десанта англо-французских войск у нас было с ними три дела. Первое, Алминское, 8 сентября, в котором атаковал неприятель и разбил нас; второе дело Липранди 13 сентября, в котором атаковали мы и остались победителями, и третье, ужасное дело Даненбсрга, в котором снова атаковали мы и снова были разбиты. Дело предательское, возмутительное. 10 и 11 дивизия атаковали левый фланг неприятеля, опрокинули его и заклепали 37 орудий. Тогда неприятель выставил 6000 штуцеров, только 6000 против 30 [тысяч]. И мы отступили, потеряв около 6000 храбрых. И мы должны были отступить, ибо при половине наших войск по непроходимости дорог не было артиллерии и, бог знает почему, не было стрелковых батальонов. Ужасное убийство. Оно ляжет на душе многих! Господи, прости им. Известие об этом деле произвело впечатление. Я видел стариков, которые плакали навзрыд, молодых, которые клялись убить Даненберга. Велика моральная сила русского народа. Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к отечеству, восставшее и вылившееся из несчастий России, оставит надолго следы в ней. Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут своей жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных, а энтузиазм, возбужденный войной, оставит навсегда в них характер самопожертвования и благородства.

В числе бесполезных жертв этого несчастного дела убиты Соймонов и Камстадиус. Про первого говорят, что он был один из немногих честных и мыслящих генералов русской армии; второго же я знал довольно близко; он был членом нашего общества и будущим издателем журнала. Его смерть более всего побудила меня проситься в Севастополь. Мне как будто стало совестно перед ним.

Английские пароходы продолжают блокировать Одессу. Море, к несчастию, тихо. Говорят, что 27 было дело опять без результатов и что 3 будет приступ. Я не успею приехать раньше 5-го, но мне чудится, что я еще не опоздаю.

[3 ноября.] 2 октября. В Одессе рассказывали мне трогательный случай. А 1000 дъютант дежурного генерала приехал в N-ский госпиталь, где лежат раненые 4-го корпуса из Крыма. Главнокомандующий князь Горчаков, сказал он им, приказал благодарить вас за храбрую вашу службу и узнать... Урра! - раздались слабые и недружные голоса со всех коек. Славная, великая награда Горчакову за его труды. Лучше портрета на шею.