…Куда ни глянь, в более широких стратегических аспектах или в самых малых подробностях местной обороны видишь, что настоящая борьба означает революцию. Черчилль явно не видит этого или не желает принять, значит, ему придется уйти. Но поспеет ли его уход вовремя, чтобы спасти Англию от завоевания, зависит от того, как быстро народ в целом сумеет осознать сущностные факты. Чего я боюсь, так это того, что люди не стронутся с места, пока не станет слишком поздно.
Стратегически все зависит от того, сумеем ли продержаться до зимы…. К тому времени, с огромными оккупационными армиями повсюду, когда провиант почти наверняка начнет иссякать, а заставить завоеванные народы работать окажется не так-то просто, Гитлер попадет в затруднительное положение. Интересно будет посмотреть, реабилитирует ли он репрессированную Коммунистическую партию Франции и попытается ли использовать ее против рабочего класса Северной Франции, как использовал Петена против класса Блимпов.
Если попытка вторжения произойдет и провалится, то все прекрасно и мы получим выраженно левое правительство и сознательное движение против правящего класса. Но я думаю, люди заблуждаются, воображая, будто Россия стала бы к нам более дружественной, если бы у нас было революционное правительство. После Испании я не могу избавиться от чувства, что Россия, т. е. Сталин, непременно будет врагом любой стране, где происходит подлинная революция. Эти страны двигались бы в противоположных направлениях. Революция начинается с широкого распространения идей свободы, равенства и т. д. Затем наступает рост олигархии, которая столь же заинтересована в сохранении своих привилегий, как любой другой правящий класс. Такая олигархия непременно будет враждебна революциям в других странах, где неизбежно пробуждаются вновь идеи свободы и равенства. Сегодня утром «Ньюс кроникл» сообщила, что в Красной армии было возвращено приветствие старших по званию. Революционная армия
Приказ L. D. V. передать
Э[йлин] и Г.{343}
настаивают, что я должен отправиться в Канаду, если дойдет до самого худшего, чтобы остаться в живых и продолжать пропаганду. Я поеду, если у меня будет какая-то функция, напр. если бы правительство перевели в Канаду и у меня была какая-то работа, но не как беженец, не как экспатриированный журналист, пишущий с безопасного расстояния. Уже и без того слишком много таких «антифашистов» в изгнании. Лучше умереть, если придется, и может быть, даже такая смерть для пропаганды полезнее, чем бегство за границу и жизнь там нежеланным гостем за счет чужой благотворительности. Не то чтобы я хотел умереть, мне очень даже есть ради чего жить, несмотря на плохое здоровье и отсутствие детей.Очередная правительственная листовка сегодня – о жертвах воздушных налетов. По тону и языку листовки становятся намного лучше, и радиопередачи также улучшились, особенно у Даффа-Купера, которые действительно просто идеальны для любого, кто получает от £5 в неделю. Но все еще нет подлинно доступной народу речи, ничего, что тронуло бы беднейший рабочий класс или хотя бы показалось безусловно понятным. Большинство образованных людей попросту не сознают, сколь слабое впечатление производят на обычного человека абстрактные слова. Когда Акланд рассылал свой дурацкий «Манифест простого человека» (написанный им самим и подписанный на пунктирных линиях теми «простыми людьми», кого он отобрал), он рассказывал мне, что первую версию отдал социологам, те проверили ее на трудящихся и обнаружили, что возникают самые фантастические недоразумения…… Первым признаком того, что в Англии действительно что-то происходит, будет исчезновение этого жуткого снобского голоса из радио. Наблюдая в барах, я заметил, что рабочие обращают внимание на радиопередачи лишь тогда, когда в них проникает сколько-то демотической речи. Э[йлин], однако, утверждает, и, я думаю, в этом тоже есть правда, что необразованных людей часто трогает речь на официальном языке, которую они в целом не понимают, но чувствуют, что она выразительна. Напр., миссис А.{344}
вдохновляется речами Черчилля, хотя и не вникает в каждое слово.Прошлой ночью около часа воздушная тревога. Для Лондона тревога оказалась ложной, но, очевидно, где-то в самом деле произошел налет. Мы поднялись и оделись, но в убежище не пошли. Так все поступают, т. е. поднимаются, а затем просто стоят, болтают, что выглядит очень глупо. Но кажется естественным проснуться, когда слышишь сирену, а потом стыдно идти в убежище, если нет выстрелов или других причин для беспокойства.