Дневники апокалипсиса (СИ)

Да не собираюсь я ни перед кем оправдыватьс!!! И резко встав, едва не перевернув небольшой журнальный столик, пересекла салон и завалилась на свою койку. Пошли вы все… У меня и без вас проболем хватает…

Прошло уже дней шесть, как мы покинули лагерь, давно остался позади лес и впереди не маячило ничего хорошего, лишь мрачная, забитая машинами трасса с абсолютно беспросветным концом. Мы сунулись сперва в город, но… Тот грохот, что я услышала, когда встретилась в лесу с монстром был грохотом взрывющихся бомб. Город разбомбили и именно это заставило зараженных бежать в лес в поисках спасения. Сперва мы даже обрадовались — значит армия существует, значит есть еще люди и оружие, есть кому отдавать приказы и их выполнять, но потом… Потом мы увидели несколько ни с чем не сравнимых силуэтов мутантов — 5 или 6, если быть точнее, бежали по разрушенным зданиям в сотне метров от нас, отчетливо выделяясь в лучах утреннего солнца. Но еще больше повергли в ужас зараженные, которые ловко карабкались по стенам оставшихся стоять зданий, цепляяся пальцами рук и ног за выступы и впадинки кирпичей. Они взбирались до самых крыш и перепрыгивали с одного дома на другой, как в каком-нибудь фильме про ниндзя. Не успев войти в город мы развернулись и пошли в другую сторону. Калеб полностью отошедший от снотворной конфеты нес Элеонору, Рон и Майя шли вместе, держась за руки и я как-то пропустила тот момент, когда они стали встречаться. Права была Аня, я была слишком равнодушной ко всему происходящему, кроме себя. Аня с Девочкой и Хавьером возглавляли нашу колонну, и лишь я плелась позади них, отставая на добрых десять метров в компании лисы. С момента, как мы покинули лагерь никто со мной не обмолвился и словом. Даже Хавьер, хотя я и чувствовала, что его симпатия ко мне никуда не исчезла. Только Фокси по-прежнему была моей малышкой и единственным существом, меня не игнорирующим. Было обидно? Немного. Но злости на них было куда больше, как будто я сама выбрала себе такую участь. Хавьер все рассказал про меня Ане и остальным, и теперь никто из них не решался близко приближаться ко мне. К слову, руки мои были связаны за спиной, а на шее — самый настоящий собачий ошейник с шипами во внутрь и длинный поводок на рулетке, который держал Хавьер. Кроме душевной боли мне никакого дискомфорта это все не причиняло, я могла разорвать «оковы» в любую секунду. Только я сама же и предложила поступить со мной вот так, в шутку конечно, от безысходности, мол, если так боитесь, то посадите меня на цепь. Внезапно все восприняли это с нескрываемым воодушевлением, страшно им видите ли находится рядом со мной. Ох, как я злилась на Хавьера, я ему доверяла, а он предал!!! Хотя, все-таки, это именно он отстоял мое место в группе, не дав меня изгнать. Но все же, сейчас поступил со мной, как с животным… Да и Аня вела себя, как сторонний наблюдатель, словно и не было между нами никакой дружбы, и это было для меня самым тяжелым испытанием. Неужели ее обида так сильна, что можно перечеркнуть все, через что мы прошли???

Забавно, что они меня даже не кормили, хотя нашли как-то на обочине рюкзак в руках полуобглоданного трупа. В нем немного еды было, вода, аспирин, три пачки сигарет и коробок спичек, трижды завернутые в рулон какого-то тряпья. Никто меня не покормил… Никто… Неужели они не понимают, что мой голод им опасен??? Конечно, я в любой момент могла разорвать веревки на руках, мне не составило бы это ни малейшего труда, но что бы мне это дало? Уж точно не улучшило отношения между мной и другими членами группы. Так что, плелась я позади всех в роли узника и не рыпалась.

Когда нам встречались на пути зараженные, то меня просто выталкивали вперед, а сами на безопасном расстоянии следили за исходом боя. Конечно, зараженные не обращали на меня ни малейшего внимания, я их всех убивала, и мы продолжали свой путь дальше. На ночевках меня оставляли на улице караулить лагерь, как-будто всем внезапно стало все равно на мою участь.

В этот раз мы остановились на ночлег в каком-то сарае, свернув пару часов назад на проселочную дорогу. Меня оставили на улице, как сторожевую собаку, естественно, не развяв руки и не сняв ошейник. Мне было все равно, голод и холод сделали меня заторможенной и апатичной, и я не была уверена, что если на нас нападут у меня хватит сил их предупредить или отбиться. Глубоко ночью, когда все спали, скрипнула дверь и я открыла глаза, увидев перед собой Аню. Она держала в руках открытую банку консервированной кукурузы. Замешкалась, пытаясь разглядеть сплю я или нет, потом, все же, поставила ее на землю и, кашлянув, тихо сказала:

— Больше ничего не осталось, но может ты хоть этим перекусишь…