Дневники Берии

А она ответила, не прерывая игры: «Товарищ Поскребышев, я ваша новая жена – это вам новогодний подарок от товарища Берии и поздравления от службы ГБ».

Это было здорово! П. не выдержал и заплакал как ребенок. Позднее блондинка сообщила, что он упал на колени и рвал на себе волосы. Видно, все это его доконало – этот аппаратчик действительно любил свою жену.

На следующий день я вызвал его на Лубянку и сам его принял. «Ваша жена ни в чем не виновата, – сказал я ему, – ей была предоставлена лучшая камера с большим окном во двор. Вы можете забрать ее домой». И он вновь расплакался.

* * *

Свидетельство Мэлори

Был обычный день. В 8 утра я проснулся под передачу Би-Би-Си «Русские новости». Даже здесь, в Мюнхене, было слышно, как мощно работали советские глушители.

Борис Дробнов, мой русский сосед по квартире, уже хлопотал на крошечной кухне, готовя к завтраку чай, ливерную колбасу и два сырых яйца, взбитых с соусом и водкой.

Лежа в своей темной комнате размером с большой шкаф, я почувствовал желание опохмелиться, хотя в последний раз пил недель двадцать тому назад. Оставалось ровно две недели до окончания моего шестимесячного контракта с радио «Свободная Европа».

Зовут меня Томас Мэлори. В то время мне исполнилось 37 лет, я был выпускником факультета современных языков в Кингзс Колледж, Кембридж. Я имел в активе пять написанных мной романов, бурную женитьбу и сравнительно успешную карьеру журналиста. У меня было 450 долларов, заработанных на радио «Свободная Европа», старый долг на счету в лондонском банке, подержанный ситроен марки ДС-21. Жилья у меня не было, кроме этого временного пристанища, любезно предоставленного мне Борисом. Он называл его «гостиница Иосифа Сталина».

Борис сегодня замешкался с кофе. Уже передали новости, а он все еще был на кухне, тихо ругаясь по-русски. Потом он появился, держа в руке два листка бумаги, красный от ярости.

– Том, прочти это. Наглец принялся за старое! – и он протянул мне исписанный листок. Я прочел:

"Уважаемый господин Дробнов,

Вчера, во время Вашего отсутствия, я проверил квартиру, которую Вы снимаете. Я установил, что квартира загажена, переполнена бумажным мусором, от коего может возникнуть пожар.

Если Вы не исправите положение, Вам придется найти другую квартиру.

Искренне Ваш, Адольф Штольц (домовладелец)".

Когда я прочел письмо, Борис передал мне второй листок, на котором был ответ:

"Господин Штольц,

Когда Вы измените тон и обратитесь ко мне в цивилизованной манере, тогда и я отвечу Вам в такой же манере.

Борис Дробнов".

– Я бы подчинился, – сказал я сонно. – Это такая напасть – перевозить вещи!

Борис загремел:

– То, что этот паршивый немец называет «бумажным мусором» – это моя библиотека, мои бумаги, моя жизнь!

Я знал по собственному опыту, что возражать Борису пустое дело. И я сочувствовал господину Штольцу – квартира Бориса была миниатюрным отражением грандиозного хаоса в России. Мебели почти не было, и весь пол, включая ванную и кухню, был завален книгами, журналами и старыми газетами.

Моя комната была наполовину заполнена старыми номерами «Правды» – за последние 10 лет, а с полок свисали пожелтевшие газетные вырезки – как бумажные змеи. Единственной ценной вещью, помимо радиоприемника, была икона, да еще древняя русская печатная машинка внушительного размера, перешедшая к Борису от отца, которому ее подарил Лев Каменев, казненный советский лидер. Был еще мраморный шахматный столик, залитый чаем.

Борис стоял у моей кровати. Он был небольшого роста с широким мясистым лицом и густыми волосами с наметившейся, как ни странно, лысиной; глаза, большие, слегка выпуклые, прикрытые набрякшими веками, имели особенность закатываться вверх, когда он возбуждался, так что можно было видеть белки.

Он, несмотря на полноту, был очень крепок физически: бицепсы у него были как у шахтера, а ноги как у борца. Он носил готовые брюки из искусственного материала, которые расходились по швам и мешком свисали на коленях и ягодицах. Он был потлив и, хотя и уделял внимание своему туалету, никогда не выглядел опрятным.

У него было три пристрастия, помимо изучения внутренних дел в советской России, которую он знал великолепно. Это: еда, питье, азартные игры. Он много ел и был разборчив в еде, неплохо готовил. На столике у его кровати всегда лежала кулинарная книга, с которой он никогда не расставался и частенько почитывал. Он посещал винные аукционы и там запасался кларетом, который держал в избытке под кроватью.