Дневники голодной акулы

Трое мужчин вступили в комнату, где Исаму хранил свои свитки, и стали сражаться с дурным иероглифом. В конце концов они его победили, но Сусуму был смертельно ранен в этой схватке. Позже в тот же день Кэнсина и Нибори настойчиво призвали вернуться обратно в Сётай-Му, но Сусуму жить оставалось недолго, и он сказал, что проведет свои последние часы в доме отца.

Вечером Исаму пришел в себя, и разум его окреп. Он сразу же узнал в умирающем воине своего сына. Когда Сусуму открыл глаза и увидел отца, он попросил, чтобы впредь с той поры все иероглифы, которые станут писать в их землях, отправляли в Сётай-Му для проверки их подлинности и удостоверения в том, что они не дурные. Исаму с этим сразу же согласился и пообещал большее: он сделает все, что в его силах, чтобы каждый иероглиф во всей Японии проходил бы проверку в Сётай-Му. Услышав это, Сусуму улыбнулся и ушел в мир предков.

Остаток дней старик Исаму прожил ради выполнения своего обещания.

28 Конус света

— Хочу тебе кое-что показать. — Фидорус вышагивал по коридору своей походкой директора школы, а я плелся за ним сзади. — Когда Эрик Сандерсон Первый нашел меня, — сказал он, — я был тяжело ранен и спасался бегством в страхе за свою жизнь. Я пытался замести свои концептуальные следы дымом из кодов и текстов, перебираясь из города в город.

— Тем маршрутом, по которому следовал Эрик, чтобы вас найти?

— Да, но моя дымовая завеса не действовала, к тому же я не мог передвигаться достаточно быстро. Эрик помог мне устроить ловушку. — Мы подошли к двери в книжной стене. — Он спас мне жизнь. Вот почему он так плохо воспринял мой отказ помочь ему в поисках людовициана.

— Ловушку, чтобы поймать — кого? От кого вы бежали?

— Как раз это я тебе сейчас и покажу.

Фидорус распахнул дверь. Помещение за ней было похожим на пещеру, темным, как ангар в ночное время. Я пристально вглядывался в темноту. В отдалении на полу стоял куб размером с дом, очерченный абрисом мерцающего света.

— Боже, — сказал я, не отрывая от него взгляда. — Как красиво.

Фидорус не ответил.

Когда мои глаза привыкли к освещению, я увидел, что этот эффект производился конструкцией высоких деревянных каркасов. На каждом из них стояло по одному кинопроектору, и каждый проектор светил в бок соседнему. Все вместе они очерчивали куб.

— Это ловушка?

— Да. Вверху — знаковый фильтр, — сказал Фидорус, указывая на верхнюю часть куба, — а здесь, внизу, — контейнер. Это клетка. Рыбный чан.

Посмотрев туда снова, я начал различать огромный темный шар, роившийся посреди этого чана. Длинные толстые кольца вины, страха и отчаяния выпячивались и свисали из клубящейся массы, а затем всасывались, ускользая обратно. Самое худшее состояло в том, что этот темный шар казался знакомым, порождая невыносимую тошноту своей тяжестью.

— Что там внутри?

— Тоска.

Я повернулся, чтобы посмотреть на доктора.

— Светоглоты, любожорки и смехоежки, — сказал он. — Тысячами. А самые большие посредине — это сердечные черви; они здесь — короли. Такую колонию называют «тоской».

Дрожь отвращения. Я вспомнил о светоглоте, находившемся у меня внутри в старом госпитале, о тошноте, об отсутствии воли. Вспомнил о мистере Никто и его нанимателе.

— Откуда это явилось?

Задавая этот вопрос, я уже чувствовал, что в голове у меня формируется ответ. Я начал ощущать контуры огромного круга.

— От Майкрофта Уорда, — сказал Фидорус.

Я снова уставился в глубь чана.

— Каким образом?

— Сотрудники «Сётай-Му» пытались остановить распространение Уорда. Мы вели войну против него почти двадцать лет. Однажды его агенты взломали нашу компьютерную защиту. Они разводили бациллы тоски, загружали их дюжинами, миллионами в письма и слова, которые затем внедряли в нашу систему языкового мониторинга. — Старик выглядел опустошенным. — Я был единственным из «Сётай-Му», кто выжил, да и то только благодаря тебе.

— И вы пришли сюда?

— Это отделение лаборатории было заброшено много лет тому назад, и люди Уорда ничего о нем не знали. Видишь ли, я всегда считал, что главным моим делом является продолжение нашей работы. Я делал все, что мог, чтобы продолжать скрываться, в то же время заботясь о языках и поддерживая их жизнеспособность. Но теперь я стар, а Уорд обрел богатство и власть. Он располагает ресурсами, которые однажды позволят ему максимально усовершенствовать свою систему стандартизации, и если это случится, то вместо тысячи Уордов появится сотня тысяч, миллион, миллиард. Он будет расти экспоненциально, пока не останется никого другого. Только он — в каждом доме, в каждом городе, в каждой стране. Навсегда.

— Господи, — сказал я.

— И по этой причине, — сказал доктор совершенно будничным тоном, — завтра я буду помогать вам обоим.

29 «Орфей» и код ЙЦУКЕН

Из-за того, что доктор показывал мне, как пройти на маленькую кухню и в ванную комнату, возвращение в спальню Эрика Сандерсона Первого заняло около десяти минут.

После всех этих коридоров и перекрестков славно было снова оказаться у двери Эрика, узнать свои вещи, увидеть на другой стороне комнаты своего кота и теплую удобную кровать.