Дневники и дневниковые записи, 1881–1887

[31 марта/12 апреля.] Не спал до 2-го, но встал в 7. Пошел в слесарную школу. Лучшее заведение в России. Если бы не вмешательство правительства и церкви. Читал Отечественные] Зап[иски]. Болтовня Щедрина. Статья о сумашествии героев. Инерция--психологический закон. Всякое нововведение больно. Вывод ясен. Два закона: инерции и движения. Сумашест[вие], т.е. ненормальность, есть одно из двух-- равнодействующая из двух его нормальность. Лишнее говорил о преподавании математики директ[ору] школы (1). Читал немецкий перевод. Очень хорош. Пошел к Леониду. Там Дьяков с дочерью. Мне очень грустно. Дома обед с Кост[енькой] очень тяжелый. Лег, заснул. Пришел Стахович. Шил башмак. Чай пить. Остался один с ней. Разговор. Я имел несчастье и жестокость затронуть ее самолюбие и началось. Я не замолчал. Оказалось, что я раздражил ее еще 3-го дня утром, когда она приходила мешать мне. Она очень тяжело душевно больна. И пункт это беременность (2). И большой, большой грех и позор. Почитал Конф[упия], и ложусь поздно.

От Урусова письмо -- хорошее.

[1/13 апреля.] Встал рано. Взялся было за Евангелие -- пересматривать всё и соединять, как приехал Урусов. Говорил с ним слишком поспешно. Пошел, но озяб и зубы заболели. Вернулся и лег. Обедали. Кисл[инский], Стах(ович). Хотел заснуть. Урусов помешал. Пошел к Сереже за посудой. Дома собралась бестолковая толпа. Пели. Я напрасно просил петь (1). Ужасно поздно сидели. Нервы совсем ослабли. Чувство стыда и преступления. Урусов тверд и ясен.. Она -- мягкая и не злая.

[2/14 апреля.] Встал поздно. Комната уже была убрана. Говорил с Урусовым до 4. Она еще мягче -- болезненная и смирная. Пошел к Вольфу. Обедал. Пришел Сережа -- сначала раздраженный, потом мягкий и добрый. Шил сапоги. За чаем поговорили тихо и лег в 12 Г. Дурно то, что ничего не делал. Она забыла про свою злость и рада была, что я простил. И то лучше. Безумная жизнь страшно жалка.

[3/15 апреля.] Встал в 10. Читал Архив психиатрии. Молитва -- обычное сумашествие. История богатого воспитанника пажесского корпуса. Coitus (совокупление), 13 лет разврат. Милая, нежная натура и ее падение и погибель. Пришел Озмидов. Глаза у него болят. Он немного ослабел. Не знаю, хорошо ли, что слишком откровенно говорил ему о своем положении. Пошел с ним до Олсуфьевых. Там много говорил--проповсдывал. И ис сказал при всех о платье Александру] Г1стр[ович]у (1). Опоздал обедать. Пошел за товаром. Разговор с столяром -- пророком: "отец дьякон читал, что земля вертится". Осуждает нынешний век и попов. Дома Репин. С ним очень хорошо говорил, за работой. Пришел Сережа из бани. Не дал спать, но хорошо, мягко говорил. Не оскорблялся.

[4/16 апреля.] Встал поздно. Зубы болят и лихорадка. Не могу работать головой. И не надо. Почитал и стал шить. В 3-м поехал в Музей. Стороженко встретил, он помнит работу. На Кузнецкий мост. Жандармы ограждают покупателей. Оттуда на Дмитровку. Репина картина не там. Дома лежал. Зубы и лихорадка. Вечер работал до второго часа сапоги. Очень тяжело в семье. Тяж[ело], что не могу сочувствовать им. Все их радости, экзамен, успехи света, музыка, обстановка, покупки, всё это считаю несчастьем и злом для них и не могу этого сказать им. Я могу, я и говорю, но мои слова не захватывают никого. Они как будто знают -- не смысл моих слов, а то, что я имею дурную привычку это говорить. В слабые минуты -- теперь такая -- я удивляюсь их безжалостности. Как они не видят, что я не то, что страдаю, а лишен жизни, вот уже 3 года. Мне придана роль ворчливого старика, и я не могу в их глазах выйти из нее: прими я участие в их жизни -- я отрекаюсь от истины, и они первые будут тыкать мне в глаза этим отречением. Смотри я, как теперь, грустно на их безумство -- я ворчливый старик, как все старики.

Из разговора с Олсуф[ьевым] вышел следующий остаток: если верить в то, что цель и обязанность человека есть служение ближнему, то надо и доходить до того, как служить ближнему, -- надо выработать правила, как нам, в нашем положении, служить? А чтобы нам, в нашем положении, служить, надо прежде всего перестать требовать службы от ближних. Странно кажется, но первое, что нам надо делать -- это прежде всего служить себе. Топить печи, приносить воду, варить обед, мыть посуду и т. п. Мы этим начнем служить другим.