Дневники и письма комсомольцев

Нелегко схожусь с людьми. А вот с Федей Кацубо мы подружились. Занятный парень! Часами выводит в тетради: «а, а, а…» — исправляет почерк. Ребята умирают со смеху: «Тише, идет урок чистописания!», а ему хоть бы что. За день намотаешься, только и мечтаешь, как бы добраться до кровати, а Федя поднимает ноги вверх-вниз, качает пресс. Смотрю на него как на диво. Теперь я знаю, чего мне явно не хватает — организованности, целеустремленности, требовательности и такта.

Наш замкомвзвода Родионов порядок навел ой-ой. Старослужащие одеваются за тридцать секунд, ходят с подтянутыми ремешками, застегнутыми крючками. На вечерней поверке не шевельнутся. Сержантов учит: «Голос командира должен быть слышен с подъема до отбоя». Начинаю и я покрикивать, делать грозный вид, а ребята чувствуют: все это напускное, от неуверенности. Меня это злит. Потребовал, чтобы называли на «вы».

3 ноября 1975

Мое отделение заняло последнее место. Нет, не отделение, это я занял последнее место. Неужели взводный ошибался, когда говорил: «Сделаю из вас сержантов». Да, он-то все сделал, только вот я сержантом так и не стал. Почему? Голова раскалывается от этих «почему?». Да, несобранный, неволевой, разбросанный, хоть записывай в военный билет: «Командовать людьми не пригоден».

И все-таки я тянул, ждал чего-то. Манны небесной? В отделении по-прежнему стоял в первой шеренге, отвечал за отсутствующих на вечерней поверке: «Госпиталь. Отпуск. Командировка». Возможно, другой человек честно признался бы: «Ну и ладно. Найду что-нибудь другое, не всем же командовать», — и попросил бы снять его с должности. А я — опять от нерешительности? — молчал. Надеялся. А вдруг?.. Смешно. Приехал из отпуска взводный, и все решилось в один день.

21 ноября 1975

Понимаю, что доставил тебе массу переживаний. И все-таки не хочу, чтобы в письмах исчезла искренность и откровенность.

«Уверена, что ты выглядишь браво», — написала одна из моих знакомых девчонок.

Я-то в этом как раз не уверен, но стараюсь не вешать носа. У меня сейчас новая жизнь. Хожу на посты. Отстоять на посту при любой погоде четыре смены по два часа, конечно, нелегко. Помню, на «гражданке» ждать автобуса минут двадцать, и то бесишься. А тут откуда-то выдержка и спокойствие появились — может, оттого, что почувствовал ответственность? За время, пока хожу на посты, особенно начал ценить такие простые вещи, как сон, тепло, отдых.

Хочу ответить на твой вопрос: «Чем моя жизнь отличается от вашей «домашней»?» Смотри… Дома я говорил себе: «Встань в шесть, сделаешь зарядку, выучишь уроки». И что же? Просыпался в восемь, зарядку не делал, а вместо уроков шел в кино. В армии распорядок дня как заведенные часы.

Заведенный порядок, строгий армейский режим помогают мне бороться с «гражданской» расхлябанностью, и, кажется, скоро я сумею окончательно ее победить.

Сейчас я совсем по-другому смотрю на свое отстранение от должности командира. Уже не душит обида, и не потому, что время — лекарь, а просто пришло понимание железной логики армейской жизни. Авторитет складывается из многих качеств — здесь и знания, и жестокая самодисциплина, и уважительное отношение, и, конечно же, требовательность. Без панибратства и заигрывания.

За последнее время у меня появилось много друзей.

Я хочу рассказать тебе об этих ребятах.

Когда что-то не ладится, все идут к Сане Калмыкову. Он улыбнется, выслушает, поможет. Как это важно! Кажется, у Сани никогда не бывает плохого настроения. Будто огромными буквами на нем написано: «Прием граждан круглосуточно». Саня Калмыков работал в Казахстане трактористом. В работу вгрызался, как бур в землю. Работая с ним рядом, нужно выкладываться целиком, не жалея себя.

Посередине реки застряла коряга: ее сносит течением, но она занозистая — уцепилась и держится. Такое сравнение приходит в голову, когда я смотрю на Васю Щербаченя. В армию его сначала не брали (что-то с ногами). Тогда Вася обегал все военкоматы. Его просили: «Поезжай домой, мы тебя комиссуем», а он: «Нет». Если Вася дежурит по столовой, все у него сверкает, блестит.

В армии очень скоро обнажается все, что в тебе есть хорошего и дурного. Замечательно, что дурное отступает. Скажем, ты решил устроить себе в армии «легкую жизнь». В таком случае служба, конечно, медом не покажется. Но у большинства ребят два года все-таки проходят с радостью, интересом, азартом. Есть у нас парень — Саня Васильев. Он еще в своей белорусской деревне решил заняться радио. Кто его надоумил, он уже не помнит. Сейчас Васильева носят на руках. Сломалась пишущая машинка в штабе — бегут к Сане, испортилось радио, телевизор — снова к нему, свет в городе погас — к кому же еще? Ребята из ансамбля взмолились: «Сделай усилители для электрогитар, нигде не достанем!» И что же? Сделал. Сейчас ночь, а наш безотказный Васильев чинит проводку на кухне. Если ее сейчас не починить — завтрака не будет. Жалею, что я сам ничего не умел. Этим отчасти я объясняю некоторые армейские свои беды.

2 января 1976

Достал школьные учебники. Всерьез готовлюсь в институт.